На что один из крупных австрийских политических деятелей сказал ему: «Как же вы можете так говорить? Вы – наследник престола. Вся Европа с уважением относится к идеям вашего отца… Ваша страна теперь – уважаемая страна в мире… Вы должны гордиться тем, что вы имеете теперь империю и императора».

Так Алексей ответил ему (это его слова, они, правда, мной обработаны): «Чем же мне гордиться? Чем же мы можем гордиться? И чему вы радуетесь? От русской империи Европа никогда не будет иметь покоя, а русский народ никогда не будет иметь счастья». Эти слова Алексея, мне кажется, оказались пророческими, хотя… И он говорит еще там: «Сейчас момент, когда можно еще выскочить из этой исторической мясорубки… А если мы будем в нее втянуты, назад уже идти нельзя будет».

И это случилось после Полтавской битвы, во время которой фактически была присоединена Украина (Украина была присоединена полтавской армией Петра)… Даже уже Хмельницкий пытался вырваться, не говоря уже о всех остальных…

Тема Горенштейна

Тема Горенштейна

Повторю цитату из воспоминаний Горенштейна об отказе от псевдонима: «…Мне кажется, в тот момент, то есть в те пять минут раздумий, я окончательно выбрал свой путь и даже тему моих будущих книг».

Интересно, что Горенштейн написал тему, в единственном числе. Что же это за тема?

Рискну предположить, что ее можно сформулировать примерно так: «Мир (частный случай – Россия) и евреи как Божье испытание человечества». Если принять это за гипотезу, то к ней все же следует относиться только как к указанию на «магический кристалл» Горенштейна, на его творческий метод. Не надо забывать, что и в литературе, как и в театре, действует магическое «если бы» в качестве главного творческого допущения. Вот и у Горенштейна это – допущение. Не более – но и не менее.

Хочу сразу заметить, что тема эта не была единственной в творчестве Горенштейна, но, несомненно, была одной из важных, и здесь верны все наблюдения Симона Маркиша.

На протяжении трудного, не защищенного псевдонимом писательского пути, избранная Горенштейном тема прорастала в его творчестве постепенно и была поначалу, например, в «Зиме 53-го года», почти незаметна. В этой замечательной повести есть только отголоски неприязни к «неруси» и упоминание о «космополитах», слове, значение которого невнятно главному герою по имени Ким:

– Я в управление пойду, – крикнул Ким, – я писать буду!.. Я в газету… В «Правду»… Нельзя ребят в такие выработки… Там обрушено все. Угробит ребят…