К тому же мы сотрудничали, и я упорно старалась не замечать иногда очень досадных «мелочей», совершенно не предполагая, что все движется к такой быстрой и неожиданной развязке не только наших отношений, но, увы, всей его судьбы… Но не будем забегать вперед — об этом написана книга…

Прежде чем ее написать я должна была окончательно «остыть» и успокоиться, «отстраниться» от событий, когда-то столь близко задевавших меня. Я начинала писать книгу о Тарковском сразу после драматического для меня разрыва с ним в 1984 году, когда казалось, что режиссер полон сил и перед ним расстилается будущее — но это была бы другая книга. Я должна была переосмыслить и передумать все заново, пораженная его смертью. Ведь, в конце концов, что бы ни было, я так бесконечно любила и потому после, увы, так мучительно ненавидела все то, что связывало меня с Тарковским, Ларисой, их бытом, стилем жизни, их окружением. Душа моя должна была освободиться из многолетнего плена, мысли проясниться, чтобы я смогла, подобно заикающемуся мальчику из пролога «Зеркала», обрести уверенность: «я могу говорить»!

«Книга сопоставлений», над которой мне когда-то предложил работать Тарковский, задумывалась изначально как диалог критика и режиссера совместно с известным киноведом Леонидом Козловым. Но в этом соавторстве книга не состоялась. В процессе работы, мне кажется, я поняла, отчего не сложилось их сотрудничество. Тарковский был слишком авторитарен, так что задуманный «диалог критика и режиссера» неуклонно превращался в его монолог, который надлежало перевоссоздавать критику, взявшемуся за эту работу. Мое ощущение было правильным, так что следующий вариант книги, еще раз переписанный мною с уважением к желанию Тарковского «иметь свою книгу», озаглавлен «Запечатленное время» и имеет на обложке одного автора. Он не вместил в себя не только полноправного соавтора-собеседника, но даже комментатора и интервьюера, каковыми я в реальности была в «Книге сопоставлений», иллюстрируя и подкрепляя теоретические размышления режиссера примерами из его же художественной практики.

Тарковский был человеком очень чутким к высказываниям, соображениям и формулировкам, «попадавшим» в его все более строго выстраивавшуюся концепцию, развивающим, углубляющим и систематизирующим его вызревавшие идеи. Требовался акушер, который бы эти идеи «принимал» и «выхаживал».

В этом качестве я его, видимо, устраивала, поскольку он никогда не попытался избавиться от моего «соавторства» в Москве и просил меня приехать к нему в Италию дописывать главу о «Ностальгии» и «Заключение», когда договоры на издание «Книги сопоставлений» были подписаны нами в Англии и Голландии и… почему-то одним Тарковским в Германии…