Было мало сомнений в том, кто именно посоветовал Гарри и Меган сделать это заявление, причем как раз в этот момент. Здесь имелись все признаки американской инициативы, и это попахивало вмешательством иностранного субъекта в национальную жизнь другой страны.

Sunshine Sachs, Гарри и Меган, возможно, не рассматривали это в качестве одной из основных целей, но пресса, дворец и остальные члены королевской семьи полностью понимали конституционное положение своих родственников, напавших на прессу так, как это сделали Сассексы. Само их заявление представляло собой любопытную смесь фактов, вымысла, принятия желаемого за действительное, страха, отвращения и ложных обвинений. Страсть и эмоции Гарри были обнадеживающими, хотя были ли они уместными - это уже совсем другой вопрос. Если отбросить все необоснованные обвинения в издевательствах, в том, что злая пресса манипулировала излишне доверчивой публикой и преследовала Меган и Диану, которые, как уже говорилось ранее, обычно давали наводку журналистам, выходило, что якобы невинная герцогиня Сассекская судилась не из-за череды ложных обвинений, как утверждал Гарри. Дело было в том, что ее отец обратился к The Mail on Sunday по поводу использования Меган и пятерыми ее друзьями личного письма. Она написала Тому-старшему это письмо годом ранее, а содержание он держал в секрете до тех пор, пока она не разгласила его, очевидно, чтобы дискредитировать отца. Вопреки утверждениям ее друзей, которые цитировали это письмо и, следовательно, могли видеть его только благодаря Меган. Вопреки собственным утверждениям она практически не пыталась созвониться с Томасом Марклом, в то время как ему удалось связаться с ней во многих случаях, о которых он говорил. У него были записи телефонных разговоров, чтобы опровергнуть ее версию и доказать свою, а также много других аргументов, например, оплата ее обучения в университете.

Таким образом, поводом к действию послужили не хитрость, манипулятивность и лживость The Mail on Sunday, поведение которой в тот раз было безупречным. Юридические и моральные нюансы не могли быть яснее. Эта газета просто сослалась на статью в People и процитировала письмо, которое Меган написала своему отцу после того, как сама нарушила неприкосновенность своей частной жизни. Она раскрыла его содержание не одному, а по крайней мере пяти друзьям, которые объединили усилия, чтобы продолжить нарушение этой частной жизни, сообщив журналу People содержание письма. По словам Меган, она стала писать, чтобы восстановить разрушенные отношения, а не для того, чтобы окончательно уничтожить Тома-старшего, и тем самым восстановить часть ущерба, который нанесло ее репутации отторжение отца. Однако факты говорили сами за себя. Если она действительно хотела восстановить отношения по-доброму, то почему не ответила ни на одну из его последующих попыток связаться с ней? Почему она обнародовала якобы личные контакты между дочерью и отцом, которые, как он ожидал, останутся тайной, но которые она открыла не одному, а нескольким своим друзьям? Как Меган определяла личное? Распространяется ли это только на защиту ее собственных интересов? Неужели определение столь расплывчато, что она могла требовать молчания от адресата письма, единственный смысл существования которого сводился к фабрикации корыстных доказательств ее версии? Неужели все права принадлежат Меган, а не Тому-старшему? А как насчет тех пятерых друзей, которые обманули доверие Меган, повторив то, что она рассказала, для публикации? Должны ли мы признать, что друзья, которые раскрывают вашу частную жизнь, - это нормально, потому что вы считаете, что они пытаются защитить вас? И не имеет ли отец, чья личная жизнь была предана вами и вашими друзьями, право защищаться от ее нарушения?