Между странностями Цурикова {одною из замечательных} была следующая: он влюблялся в ту девицу, которую объявляли невестою или которой жених был уже назначен общим говором.

В это время все говорили, что Фиркс, весьма некрасивый лицом, женится на Екатерине Александровне Соймоновой{590}. Этого было достаточно для Цурикова, чтобы влюбиться в нее, хотя она, при большом уме, была и не молода, и не хороша собою. Соймонов отец, не имея понятия о прибалтийской аристократии, не давал согласия на брак дочери с Фирксом, опасаясь мезальянса. Цуриков казался ему гораздо лучшим женихом, и потому в бытность Цурикова в подмосковной Соймоновых он был очень благосклонно принят родителями Е. А. Соймоновой, а вероятно, и ею, потому что нельзя было не восхищаться умом Цурикова. Фиркс, по возвращении Цурикова от Соймоновых в Москву, находясь на работах по соединению рек Волги и Москвы, в 60 верстах от города, писал несколько длиннейших немецких писем к Цурикову, в которых объяснял свою горячую любовь к Е. А. Соймоновой и дружбу к Цурикову, надеясь, что последний не захочет сделаться преградою его счастью, и заканчивал свои письма следующими словами: «Catherina zur Frau und dich zum Freund, das sind meine zwei grösste Wünsche» (Катерину женой, а тебя другом, это мои два наибольшие желания).

Смеясь от всей души над этими немецкими элегическими посланиями, я насилу мог убедить Цурикова, что его внезапная любовь к Соймоновой существует только в его воображении на очень короткое время и чтобы он напрасно не тревожил Фиркса. Предположение о женитьбе Фиркса на Соймоновой продолжалось несколько лет до его отъезда из Москвы в Одессу и даже позже, в конце 40-х годов, но женитьба эта не состоялась.

Точно так же Цуриков, узнав, что княжна Наталья Александровна Урусова{591}, которую он постоянно заочно бранил, помолвлена за графа Кутайсова{592}, влюбился в Урусову и искал случая поссориться с Кутайсовым. Гораздо позже, приехав из деревни в Москву и узнав, что княжна Екатерина Александровна Черкасская{593}, действительно очень хорошенькая собою и впоследствии очень прославившаяся своими эксцентричностями, должна вскоре выйти замуж за Рябинина{594}, он решился увезти ее из отцовского дома. Я жил в это время с князем Петром Максутовым; мы оба были очень больны и не выходили из комнаты. Цуриков требовал от нас, чтобы мы немедля ехали ему помогать увозить Черкасскую, уверяя, что она будто согласна и ждет его, а им уже приготовлены лошади. Мы решительно отказались, ссылаясь на наше действительно болезненное состояние, чего Цуриков не хотел принимать в соображение и сильно настаивал на своем требовании. Вскоре свадьба Рябинина с Черкасскою состоялась; я никогда более не затрагивал в разговорах с Цуриковым этого щекотливого вопроса и потому не знаю, до какой степени справедливы его рассказы о согласии Черкасской уехать с ним из отцовского дома.