«Ибо вследствие враждебного отношения Румынии она не может достаточно защищать самое себя на южном фронте и беззащитна против России. В этом положении Германская империя не должна пребывать больше ни одного дня, если она не желает осудить себя на гибель. Поэтому венское правительство должно незамедлительно упорядочить управление и оборону монархии и, во всяком случае, сделать возможным союзничество Румынии. Для всего этого необходимо, чтобы по меньшей мере Галиция-Буковина перешла на положение особой и автономной части монархии, чтобы Далмация была соединена с Боснией и чтобы в Венгрии получил силу удовлетворительный закон о правах национальностей и была проведена реформа избирательного права Если венское правительство не пойдёт по этому единственному, обещающему спасение пути, то Германская империя должна отделиться от дунайской монархии и перейти в положение зрителя, который станет созерцать, как Австро-Венгрия будет устраивать свои дела. Но тогда Австро-Венгрия обречена на раздел»[514].

Война осуществила программу самого тесного объединения Германской империи и Австро-Венгрии. Но именно это привело дунайскую монархию на край гибели и поставило её лицом к лицу с действительностью раздела или, вернее, раздела и распада.

Так творится неотвратимый суд истории.

19-го июля, в день двухлетнего объявления войны Германией России.

Освобождённая Россия[515]

Освобождённая Россия[515]

Вторая русская революция, завершившая дело политического освобождения нашей родины, налетела, как ураган, как разбушевавшаяся стихия, которая сломила на своём пути все преграды. В этой грозной стихийности — подавляющая величественность пережитых Россией событий. Всё личное, всё партийное смолкает перед ними. Видится только Россия, исстрадавшаяся, смятенная, но, сквозь весь ужас ещё не утишенной смуты и борьбы, выпрямляющаяся и просветляющаяся. Слёзы волнения и восторга, тревоги и умиления душат. Не будем, однако, обманывать себя и других. К восторгу от скорой победы над отжившей и ставшей совершенно негодною и нетерпимою властью примешивается чувство тревоги за Россию, перед которой в грозной готовности стоит сильный и упорный внешний враг. Он только и мечтает о том, чтобы сосредоточенным и метким ударом сломить и повергнуть во прах выпрямляющуюся новую Россию. Пусть этот угрожающий образ сильного внешнего врага, для которого в возрождении и укреплении русской силы заключается величайшая угроза, стоит живым предостережением перед взором каждого из нас, будя совесть и подвигая на действенную работу.