Светлый фон

Блохин забивал порой фантастические голы. Такие, скажем, как в первом матче за европейский Суперкубок с «Баварией» в 1975 году в Мюнхене, когда он на скорости отправился в одиночный рейд со своей половины поля и, убедившись затем, что все партнёры отстали и ему не помощники, «раздел» оборону немецкого клуба во главе с тогдашними чемпионами мира Беккенбауэром и Шварценбеком и изящно переиграл ещё одного чемпиона — вратаря Майера.

А четырьмя месяцами раньше, в базельском финале Кубка кубков с «Ференцварошем», «Динамо» открыло счёт после того, как Блохин выдал такой точный пас Онищенко, что и соперника, сторожившего партнёра, отсёк, и, как вспоминал потом Онищенко, «мяч уложил мне прямо на ногу, лучше не придумаешь».

После ухода Лобановского из жизни в Киеве принялись искусственно подтягивать Блохина к тренерским высотам. Стали, например, называть одним из «лучших и самых успешных наряду с Валерием Лобановским и Олегом Базилевичем» украинских тренеров.

Киевский журналист Георгий Кузьмин выдумал новый, в высшей степени нелепый по своей сути, способ ранжирования тренеров. «Я убеждён, — пишет Кузьмин, — что бог футбола в нашей стране один (по системе игрок плюс тренер приходится отодвигать на серебряную ступень Олимпа самого Валерия Васильевича) — это Блохин».

«Система игрок плюс тренер» — это, конечно, сильно. По ней Блохин оказывается на отечественной и европейской тренерских лестницах много выше фигур, которые (если рассматривать их вне «системы», придуманной журналистом), несомненно, сильнее Блохина-игрока и Блохина-тренера.

Блохин-тренер добрался со сборной Украины до четвертьфинала чемпионата мира 2006 года — безусловное достижение! — но полностью провалил работу с киевским «Динамо»: шутка ли — впервые в истории чемпионатов Украины «Динамо» при Блохине, работавшем с командой около девятнадцати месяцев, заняло лишь третье место. Но самое главное: у Блохина-тренера не оказалось в наличии не только собственного тренерского метода, но и метода (или методов), сформулирую так, «заимствованного».

Он сильно раздражался, когда ему пытались напомнить о Лобановском, повышал на пресс-конференциях голос: «Я — не Лобановский! Я — Блохин! Не сравнивайте меня с Лобановским! У Лобановского было своё ви́дение футбола, у меня своё!» И полагал, прислушиваясь к тем, кто будто бы всё касательно происходившего в киевском «Динамо» знал и утверждал: Лобановский будто бы только тем и занимался, что запрещал «вассалам произносить запретную фамилию всуе». Под «запретной фамилией» имея в виду собственную, Блохина, как, впрочем, запрещал якобы «вспоминать без особой на то нужды Анатолия Фёдоровича Бышовца, ещё одного неординарного и нелюбимого антагониста». Лобановский, дескать, почувствовал в Блохине (получается, и в Бышовце?) конкурента, «понимал, кто именно может оказаться достойным, но отнюдь не желанным наследником его вотчины», а потому, опасаясь конкуренции и сравнений не в свою пользу, всё делал для того, чтобы завершивший карьеру игрок Блохин в тренерской группе ассистентов Лобановского не появлялся.