Очевидно, что даже самый лучший исторический трактат XVI в. неизбежно подгоняет реальные события под заранее разработанную схему, упрощает и схематизирует и факты, и характеры главных героев.

В «Истории Ричарда III» упомянутые черты достигли такого размаха, что ее легко принять за художественное произведение. Томас Мор не ограничился обычными для историографии XVI в. приемами драматизации истории, он пошел гораздо дальше. Примерно третью часть объема «Истории Ричарда III» занимают диалоги. Мор зачастую описывает выражение лиц, сомнения и мысли своих «героев», воссоздает даже незначительные реплики и реакцию толпы. Действительно, при чтении «Истории Ричарда III» время от времени возникает драматический «эффект присутствия».

В качестве примера можно привести начало «Истории Ричарда III». Произведение открывается несколькими историческими экскурсами. В научной, почти дидактической манере Томас Мор рассказывает о начале Войн Роз, царствовании Эдуарда IV и Ричарде Глостере. Затем авторский стиль разительно меняется, и перед читателем разыгрывается драматическая сцена смерти Эдуарда IV: «Но вот во время своей последней болезни он [король Эдуард] …начал размышлять о юном возрасте своих детей… поэтому он призвал к себе некоторых лордов, которые были в ссоре… И вот когда эти лорды… явились перед ним, король приподнялся и, опершись на подушки, обратился… к ним с такими словами: „Милорды, любезные мои родственники и друзья! В каком бедственном состоянии лежу я здесь, вы это видите, а я чувствую…“» Мы почти видим и умирающего короля, и опечаленных придворных, собравшихся у его ложа. Это уже не история в собственном смысле, это подлинная драма. Неудивительно, что речь Эдуарда IV построена по всем правилам риторического искусства. Она похожа, скорее, не на слова мучимого болезнью и сомнениями человека, а на длинный (в несколько страниц) монолог абстрактного «доброго короля» из пьесы XVI в., который перед смертью просит лордов помириться и позаботиться о его малолетних детях. Но вот герой умолкает, и следует реакция массовки: «Не было там никого, кто мог бы удержаться от слез. Но лорды ободрили его, как сумели, добрыми словами и ответили тотчас, что они готовы поступить, как ему угодно… Они простили друг друга и соединили руки вместе». Сцена закончена, занавес опускается, и автор возвращается к более обычной для исторических сочинений наукообразной манере изложения материала: «Как только король испустил дух, благородный принц, его сын направился к Лондону из Ладлоу в Уэльсе, где в дни болезни отца держал он свой двор».