В жизни Китая началась новая эпоха. К власти пришел Дэн Сяопин, страна приступила к экономическим реформам и постепенно открывалась внешнему миру. Китай преобразился. Дэн Сяопин прокладывал курс, который не вызвал бы сомнений у коммунистической партии и у самого Мао Цзэдуна. С точки зрения Красной сестры, это был идеальный курс. Она успокоилась и последние годы жизни провела «совершенно умиротворенной и очень довольной»[620].

После восьмидесяти лет Цинлин стала много болеть. Ее, как и Мэйлин, теперь постоянно мучила крапивница, кожа зудела и покрывалась волдырями. Как-то раз Цинлин сказала подруге, что проблемы со здоровьем наверняка довели бы ее до самоубийства, не будь она так сильна духом[621]. Лишь Иоланда и Юнцзе вносили в жизнь Цинлин радость в эти годы. Присутствие приемных дочерей отвлекало и веселило ее. Цинлин дорожила девочками, считала их умными и забавными, обожала их и обеспечивала им все привилегии, доступные детям элиты.

Незадолго до окончания «культурной революции» власти Китая разрешили въезд в страну ограниченному числу иностранцев. Для этих людей в столичном магазине «Дружба» появились в продаже пользовавшиеся особым спросом товары. В то время китайцы одевались в одинаковые, похожие на форменные синие куртки и мешковатые брюки. Иоланду и Юнцзе буквально гипнотизировали красивые и новые вещи. Девочки просили Цинлин, чтобы ее иностранные друзья прислали что-нибудь для них: один раз речь шла о нейлоновых чулках, которые сестры видели на ком-то из подруг, в другой – о щипцах для завивки волос. (Женщинам в Китае тогда запрещалось укладывать волосы и пользоваться косметикой.) Девочки очень хотели побывать в знаменитом магазине. Цинлин жалела их и потакала их капризам. Она даже позволяла им ездить за покупками на ее машине, что вызывало у окружающих недоумение. Цинлин покупала приемным дочерям нарядную одежду и обувь и каждой подарила по велосипеду. На пятнадцатилетие Иоланда получила в подарок от мамы-тайтай наручные часы – невероятно дорогую вещь для Китая тех лет. Цинлин заказала часы у своего гонконгского друга и уточнила, что это должны быть «часы простого рабочего… прочные, а не вычурные». Через два года, когда Иоланда из-за травмы завершила карьеру танцовщицы и начала сниматься в кино, Цинлин попросила того же человека купить другие, более стильные часы, чтобы они соответствовали новому занятию Иоланды.

По ее собственному признанию, Иоланда в те годы была тщеславной и хвастливой. Она вела себя недостойно и давала обильную пищу для сплетен в кругу пекинской элиты. Израэль Эпштейн, биограф Цинлин, в своей книге писал об Иоланде пренебрежительно, называя их с сестрой «прилипалами». Какая-то женщина в Пекине не постеснялась высказать свое мнение самой мадам Сунь. Цинлин вспоминала: «[Эта женщина] отругала меня за то, что не учу [Иоланду] манерам, и я действительно ничего не могу поделать с заносчивостью И.» Порицание со стороны окружающих лишь побуждало Иоланду бунтовать еще сильнее и становиться еще высокомернее. Дошло до того, что однажды рассерженная Цинлин велела ей «больше не возвращаться». Но Иоланда всегда возвращалась в объятия своей мамы-тайтай.