«Хоть это и безумие, в нем есть свой метод»

Каждый вид безумия у Платона представлен как подчинение тем или иным божествам, при этом способ, при помощи которого осуществляется то или иное безумие (пророчество, молитва, поэтический экстаз в первых трех случаях), можно рассматривать как метод, то есть как некий путь, по которому движется мысль (ср. др.-греч. Μέθοδος – ‘методос’). Любовное безумие как «непосредственный» акт между субъектом и объектом также предполагает преодоление некой дистанции на пути к чистой феноменальности; иначе говоря, и «в нем есть свой метод».

Такой подход к методу хорошо согласуется с традицией понимания теории в Древней Греции, где она означала особую практику путешествия, наблюдения чего-то значимого и возвращения назад. В центре теории-путешествия находился сам акт наблюдения, то есть созерцание некоего события, свидетелем которого становился теорос (др.-греч. Θεωρός – ‘theōrós’). Для древних греков теория как путешествие-созерцание и возвращение назад – это способ прежде всего что-то изменить в себе, а не в окружающем мире[705]. Поскольку в основе метода лежит путь, то мы всегда лишь можем быть в пути, не столько двигаясь, сколько становясь им; при этом путь содержит в себе элементы перспективы и «проспективы», то есть будущности, возможности, в результате взаимодействия которых и происходит открытие непотаенности[706].

Когда говорят о любви как сокровенной силе, суть ее видят в том, что она связывает все вещи воедино[707]. В эссе Сигизмунда Кржижановского «Любовь как метод познания» мы читаем: «Только любовь – как истинное познание – является разрешающим синтезом всех отдельных, частичных деятельностей духа»[708]. (Можно заметить в скобках, что если у Платона каждый из первых трех видов безумия соотносится с тем или иным богом, то любовь предстает как синтез Афродиты и Эрота.) Синтетическая, всеединая сущность любви выходит за рамки гуманитарного знания и требует философского осмысления.

Выше говорилось о герменевтическом подходе к любви, при помощи которого происходит понимание того, что представляет собой человеческий дух. Именно в этом заключается цель гуманитарной мысли, стремящейся понять, как человек становится человеком. Такой поиск, в процессе которого не просто подтверждаются закономерности, а выдвигаются и обосновываются идеи, предлагающие путь к пониманию человека (человечества, человечности), имеет абдуктивный характер, поскольку представляет собой попытку установить отношения между неким результатом и его предполагаемой причиной. Чарлз С. Пирс считал, что «единственный вид рассуждения, который создает новые идеи, – это абдукция»[709].