Как всегда, Гиммлер вел себя с особой любезностью, исключавшей возможность дружеских откровений, которую приберегал для чиновников высшего ранга. Главным образом его интересовала обстановка в Берлине. Он, несомненно, слышал о том, как Гитлер обошелся с Герингом, и не стал затрагивать эту тему. И даже когда я все же рассказал об отставке Геринга, Гиммлер сделал вид, будто это ничего для него не значит. «Геринг собирается стать преемником. Мы давно решили, что я буду его премьер-министром. Даже без санкции Гитлера я могу назначить его главой государства… Вы же это прекрасно знаете, — заметил Гиммлер без малейшего смущения и снисходительно улыбнулся. — Разумеется, решения принимать буду я. Я уже договорился с теми, кто войдет в мой кабинет министров. Кейтель заедет ко мне в ближайшее время…» Похоже, Гиммлер решил, что я явился выпрашивать пост в его новом правительстве.

Гиммлер до сих пор пребывал в фантастическом мире. «И Европе в будущем не обойтись без меня, — заметил он. — Я буду необходим на посту министра внутренних дел. Мне хватит и часа, чтобы убедить в этом Эйзенхауэра. Они быстро поймут, что целиком зависят от меня; в противном случае их ждет хаос». Гиммлер упомянул и о своих контактах с графом Бернадоттом, с которым, помимо прочего, договорился о передаче концентрационных лагерей Международному Красному Кресту. Тут мне стало ясно, почему в Заксенвальде близ Гамбурга я видел так много фургонов с эмблемой Красного Креста. Прежде много говорили о ликвидации всех политических заключенных накануне поражения, а теперь Гиммлер пытался заключить сделку с победителями. Гитлер же во время нашей последней беседы ясно дал понять, что это его больше не интересует.

В конце концов Гиммлер все же намекнул, что у меня есть кое-какой шанс стать министром его правительства. Я же с некоторым сарказмом предложил ему свой самолет, дабы он мог нанести прощальный визит Гитлеру. Однако Гиммлер отказался, заявив, что у него на это нет времени: «Я должен сформировать новое правительство, а кроме того, я не могу рисковать собой, поскольку слишком необходим будущей Германии».

Прибытие Кейтеля положило конец нашей беседе. Уже выходя, я слышал, как фельдмаршал так же убежденно и напыщенно, как прежде Гитлера, убеждал Гиммлера в своей безоговорочной преданности и заявлял, что всецело в его распоряжении.

В тот же вечер я снова оказался в Гамбурге. Гауляйтер Кауфман сразу же предложил передать в эфир мою речь, хотя Гитлер еще был жив. Однако, представив себе драму, разворачивавшуюся в эти дни, в эти самые часы в берлинском бункере, я вдруг понял, что не хочу больше продолжать сопротивление. Гитлеру снова удалось парализовать меня. Перед собой и, быть может, перед другими я оправдывал перемену своих взглядов тем, что неправильно и бессмысленно вмешиваться в трагический ход истории.