Моя семья находилась в 40 километрах от Глюкксбурга. Поскольку самое худшее, что могло со мной случиться, так это арест на несколько дней раньше, я выехал из фленсбургского анклава и благодаря беспечности британцев без проблем добрался до оккупированной зоны. В деревнях стояли тяжелые танки с зачехленными орудиями. Британские солдаты, слонявшиеся по улицам, не обращали никакого внимания на мой автомобиль. Я благополучно подъехал к дверям загородного домика, где жила моя семья. Моя выходка привела всех в восторг, и мне пришлось несколько раз повествовать о своем приключении. Но пожалуй, британцы вовсе не были такими беззаботными, как я полагал. 21 мая меня вывезли во Фленсбург в моем же автомобиле и заперли в одной из комнат штаб-квартиры секретной службы под охраной солдата, вооруженного автоматом. Через несколько часов меня освободили и отвезли обратно в Глюкксбург в одном из британских автомобилей, поскольку мой бесследно исчез.

Два дня спустя рано утром в мою спальню ворвался адъютант с сообщением, что британцы окружили Глюкксбург, а следом вошел британский сержант и заявил, что я арестован. Сержант отстегнул кобуру и как бы случайно положил пистолет на мой стол, затем вышел, давая мне возможность собрать вещи. На грузовике меня перевезли во Фленсбург. По дороге я видел много противотанковых орудий, нацеленных на замок Глюкксбург. Меня все еще считали более важной птицей, чем я был на самом деле. Вскоре британцы сняли германский флаг, ежедневно поднимавшийся над военно-морским училищем. Если правительство Дёница в чем и преуспело, так это не в созидании нового, а в своей приверженности к старому знамени. Правда, мы с Дёницем давно решили, что флаг следует сохранить. Мы не притворялись, будто олицетворяем что-то новое. Фленсбург был последним оплотом Третьего рейха, не более того.

В нормальной ситуации падение с высот власти могло бы вызвать жестокий душевный кризис, но, к собственному изумлению, я отнесся к перемене своего положения весьма спокойно. Я быстро приспособился к условиям заключения. Видимо, сказалась двенадцатилетняя привычка к подчинению. И при гитлеровском режиме я ощущал себя пленником. Освободившись наконец от ответственности за ежедневно принимаемые решения, в первые месяцы я испытывал сильную сонливость, не свойственную мне прежде. Я словно впал в ступор, хотя и старался не показывать этого окружающим.

Во Фленсбурге все мы, члены правительства Дёница, снова встретились в классной комнате, теперь похожей на зал ожидания. Мы тоскливо сидели на расставленных вдоль стен скамейках в окружении чемоданов с личными вещами. Должно быть, мы походили на эмигрантов, ожидавших своего корабля. Одного за другим нас вызывали в соседнюю комнату для регистрации. Свежеиспеченные пленные возвращались оттуда рассерженными, оскорбленными или подавленными — в зависимости от склада характера. Когда подошел мой черед, я был оскорблен унизительной процедурой личного досмотра. Вероятно, нам пришлось пройти это испытание из-за самоубийства Гиммлера, спрятавшего во рту ампулу с ядом.