Ввиду всего этого и усматривая из письма рязанского губернатора, что Салтыков продолжает следовать своему направлению, я полагал бы необходимым удаление его из Рязани с тем, чтобы ему вовсе не была предоставлена должность в губерниях, так как он по своим качествам и направлению не отвечает должностям самостоятельным».

К концу мая 1868 года все жандармские и межминистерские обоснования окончательной отставки Салтыкова как «чиновника, проникнутого идеями, несогласными с видами государственной пользы и законного порядка», всегда державшего себя «в оппозиции к представителям власти в губернии», были готовы. Н. А. Белоголовый полагал, что Салтыкова отправили в отставку «по личному желанию царя», хотя никаких документальных подтверждений этому нет. Вместе с тем обратим внимание на следующее: при первом уведомлении Салтыкова об отставлении от должности управляющего Рязанской казённой палатой о полной отставке не говорилось, и он в ответном письме на имя Рейтерна просил только о причислении его к Министерству финансов.

Письмо от 3 июня 1868 года завершалось выразительным пассажем: «Позволяю себе думать, что причина столь внезапного поворота в моей жизни заключается не в служебной моей деятельности, которая всецело была посвящена честному и добросовестному исполнению лежащих на мне обязанностей. Это убеждение и надежда, что Ваше превосходительство[23] до некоторой степени находили мою службу не бесполезною, дают мне смелость просить Вас, при всеподданнейшем докладе об увольнении меня от занимаемой мною должности, довести до сведения Государя императора, что я очень хорошо помню, что я обязан Его Величеству освобождением из восьмилетнего изгнания в Вятку и что с тех пор, по крайнему моему разумению, вся моя деятельность, как служебная, так и частная, была проникнута благодарным воспоминанием об оказанной мне милости».

Не станем придавать особого смысла этикетным формам служебного письма. Хотя уже то, что проситель говорит об «изгнании в Вятку», выглядит дерзостью – в документах III отделения это перемещение называлось «отправлением на службу в Вятку».

Но если Рейтерн действительно выполнил просьбу Салтыкова и передал его слова Александру II, пусть в смягчённой форме, эту всё же утверждённую императором отставку никак не назовёшь жестокой – наш действительный статский советник получил ежегодную пенсию в 1000 рублей серебром и служебный аттестат с не совсем точной, но фактически очищающей его от прежних «грехов» записью: «Под следствием и судом не был».

Годы спустя Салтыков вспоминал обо всех этих страстях вполне спокойно. Именно жалобы в III отделение двух губернаторов, Шидловского и Болдарева, говорил он, вызвали министра финансов Рейтерна «на необходимость предложить мне подать в отставку. А я только что собирался это сделать сам. “Отечественные Записки” перешли в это время к Некрасову, меня пригласили быть постоянным сотрудником этого журнала, и я с удовольствием бросил службу, да и не хочу о ней вспоминать! Я писатель по призванию. <…> Куда бы и как бы меня ни бросала судьба, я всегда бы сделался писателем, это было положительно моё призвание».