ГОРАЛИК Это всегда так было? Когда писались ранние стихи, они писались уже с этой потребностью?

ХЕРСОНСКИЙ Нет, позже. Конечно, ранние стихи, особенно действительно ранние, которые я вообще никогда не печатал, а просто отбросил их, этого чувства были лишены напрочь. В юности мы слишком переполнены собой. В ранних стихах я отреагировал какие-то непосредственные чувства, события моей собственной жизни: влюбленность, красивый закат, луна в небе, только колосящейся ржи и комбайнов почему-то не было, не получалось.

ГОРАЛИК А тематические и стилистические влияния?

ХЕРСОНСКИЙ Опять-таки влияние – вещь в значительной степени неосознаваемая, и это понимаешь как-то ретроспективно. Я думаю, что на ранние стихи влияла поэзия Багрицкого, как ни странно мне думать об этом сейчас. Ну, и вместе с этими влияниями эти стихи ушли в небытие. Пастернак и Мандельштам были настолько читаемыми, что их можно определить как стандарты влияния моего поколения. Что может быть нестандартным – это поэзия XVIII – начала XIX века, это Ломоносов. Мы даже пели на мотив «Интернационала» «Хвалу всевышнему владыке..». Ложится просто изумительно. Мне кажется, что именно это – знакомство с церковнославянским языком и чтение литургических текстов – во многом сформировало мою поэтику. Где-то в середине 1990-х я начал переводить несколько библейских книг. Частично это был заказ, но заказ уже поступил после того, как я начал это делать. Я перелагал псалмы Давида в традиционном для русской поэзии ключе – в стихах:

Это было в двадцатилетием возрасте, а потом мне вдруг стало интересно, что такое библейский ритм, что такое параллелизм, что такое библейский текст как таковой, включая его фонетическую структуру. И, начитавшись огромного количества литературы – лучше бы я этого не делал, – я доработал несколько десятков переводов. И в результате у меня вышла книжка «Книга творений» – это переложения Псалтири и несколько переложений апокрифов, а также перевод книги Екклесиаста, – все это малоизвестно, хотя опубликовано в журналах, но вот что интересно: в ходе этой работы я, по-моему, приобрел что-то совершенно новое, я бы никогда не написал «Семейного архива», в частности, если бы я не перевел Псалтирь и не почувствовал внутреннюю ритмику библейского текста.

ГОРАЛИК В этих текстах ритмика играет принципиальную роль. Это почти заговаривание, как во время молитвы?

ХЕРСОНСКИЙ С повторами и раскачиваниями, которые чувствуются. Я это не использовал сознательно – я понял это после того, как значительная часть того, что я сделал, уже была написана. Конечно, нельзя сказать, что я использую абсолютно бессознательно рефрены, я могу не написать, что «под слоем бумаги и пыли нет ничего», я могу сказать «нет ничего, нет ничего, нет», но это обычный способ затухания мысли, и просто нужно дать этому затуханию проявиться на бумаге.