Судьба Куприянова, таким образом, была решена в Москве, об этом знали все руководители республики. Однако ему пришлось пройти еще через одно партийное чистилище – политическую экзекуцию на пленуме в Петрозаводске 24–25 января 1950 г. Руководству партии понадобился этот изощренный сценарий унижения недавнего непререкаемого в республике руководителя. Чей конкретно сценарий был реализован – маленковский, бериевский, коллективный, аппаратный – не столь важно. Система сталинизма успешно продемонстрировала свою назидательную функцию не только в отношении самого Куприянова, но и всей карельской номенклатурной элиты. На пленуме присутствовало более двухсот человек – партийные, советские работники, руководители общественных организаций. Каждый из участников третьего пленума, по задуманному сверху сценарию, должен был извлечь для себя уроки из показательного процесса по избиению их бывшего партийного руководителя.
В условиях апогея сталинизма это напоминало показательные судебные процессы 1930-х гг. над известными руководителями партии. В качестве унизительного и поучительного урока подобный опыт был использован в Грузии в 1952 г., когда Сталин поручил Берии провести пленум ЦК Компартии республики, связанный с «мингрельским делом». Это были назидательные уроки – напоминание вождя о полной зависимости политического и физического существования партийных функционеров любого уровня от его личной воли. Данный факт является подтверждением предположения, что главным автором идеи и сценаристом партийного пленума в Карелии в январе 1950 г. был И.В. Сталин.
Московскую делегацию на III пленуме ЦК Компартии Карело-Финской ССР возглавлял зам. заведующего отделом партийных, профсоюзных и комсомольских органов ЦК ВКП(б) Громов Е.И., с докладом выступил Кузнецов Г.В. – инспектор ЦК ВКП(б). Воспитанные в сталинской политической системе участники пленума 24–25 января 1950 г. показали себя достойными функционерами партийной организации – они действовали по неписаным правилам поведения. Каялись все без исключения – в попутчики к Куприянову не хотел никто. Для выступлений в прениях записалось 54 человека, за два дня работы пленума выступило 34 человека, включая самого Куприянова (НА РК. Ф. П-8. Оп. 1. Д. 3940. Л. 2).
В своем выступлении Г.Н. Куприянов признавал «огромные недостатки и ошибки» в руководстве партийной организацией республики, критиковал себя и других руководителй республики – Андропова Ю.В., Прокконена П.С., Виролайнена В.М. Он раскаивался по поводу фактов, озвученных в докладе московской делегации. В частности, Куприянов с запоздалым сожалением вспоминал о допущении «безобразного факта», связанного с «рыбным делом» в Беломорске, – увольнением Вичурина, проводившего ревизию, который «разоблачил жуликов». Партийный руководитель признавал собственную вину в том, что получил от Вичурина несколько заявлений, но отказался принять его – защитила Вичурина КПК в Москве (НА РК. Ф. П-8. Оп. 1. Д. 3942. Л. 4). Другим болезненным обвинением для Куприянова, обнародованном в докладе инспектора ЦК ВКП(б) Г.В. Кузнецова, была его роль в денежной реформе в декабре 1947 г. По заявлению докладчика, Куприянов был «лично замешан» в неприглядной истории с обменом денег. В выступлении на пленуме объяснение партийного руководителя республики выглядело неубедительно – виновником признавался адъютант, несвоевременно выполнивший поручение своего начальника о внесении вклада из личных средств в сберкассу в размере 2500 руб. (там же. Л. 12). Об угнетающем психологическом состоянии Куприянова в связи с данным делом свидетельствует архивный документ – трехстраничная рукописная вставка в текст выступления на III пленуме для стенограммы заседания, которая сделана рукой Куприянова через несколько дней после пленума (там же. Л. 12–14). Огромные пробелы между строками, словами (всего по 4–5 слов в строке) создают впечатление клинически болезненного случая. Попытка выгородить себя в данной истории не снимала обвинения с руководителя республиканской организации: почему оказался возможным подобный вопиющий прецедент – зафиксированный факт участия ряда партийных, советских, хозяйственных работников, а также их родственников в нарушении правил проведения денежной реформы? Возникал и другой вопрос: из какого источника просочилась информация о строго засекреченной операции по обмену старых денег на новые? Подобные деяния (или бездействие) могли квалифицироваться как нарушение нескольких статей уголовного кодекса.