Всё, что она слышала про Распутина, исходило от людей, не доверять которым у неё не было оснований. Вот член её Комитета, лидер партии «октябристов» А. И. Гучков — посударственный и общественный деятель, благотворитель. Но он же — активный клеветник в адрес императрицы. Или Джунковский — давний знакомый, бывший адъютант Сергея Александровича, всегда обаятельный и любезный. Некоторое время «милый Джун», любимец светских кругов и артистической богемы, был заместителем министра внутренних дел и шефом Корпуса жандармов, что давало ему серьёзные возможности. Воспользовался он ими весьма оригинально — собрал неподкреплённые доказательствами слухи о «кутеже» Распутина в Москве, представил их императору в виде секретной (!) записки, и тут же ... передал её знакомым, после чего скандальный текст пошёл гулять по рукам. Когда Джунковского сняли с должности, «компромат» достался журналистам. Газетная бомба, конечно, взорвалась.

До Великой княгини наверняка доходили рассказы С. И. Тютчевой (дочери безукоризненного сотрудника Сергея Александровича), бывшей фрейлины императрицы и воспитательницы великих княжон, уволенной за интриги и теперь лгавшей в отместку направо и налево. Наконец, нельзя было не прислушаться к мнению близкой подруги, 3. Н. Юсуповой, которая давно затаила обиду на Александру Фёдоровну, не пожелавшую обсуждать с ней «распутинскую» тему. Разумеется, в разговорах с сестрой императрицы княгиня Зинаида не допускала тех эпитетов, которыми награждала Царскую чету у себя дома, но невинную жертву изображала.

В конце концов, Елизавета Фёдоровна нашла возможность объясниться с сестрой. Разговор не получился. Обе оставались непреклонны, обе не принимали встречных доводов. И Александра, и Елизавета были глубоко православными женщинами, верными дочерями Церкви, образцами подлинной преданности Всевышнему. Но разные обстоятельства личной жизни, включавшие источники радостей и страданий, привели к различному восприятию того, что называется духом веры. За каждой из них стояли своя правда, своя христианская дорога, и драма заключалась в несоединимости позиций, в невозможности поступиться самым главным, самым святым. Общим для обеих, но по-разному открывшимся для каждой.

На том последнем в их жизни свидании, 3 декабря 1916 года, сёстры не поняли друг друга. Расстались с тяжёлым чувством, с обидой. Именно после той встречи Елизавета Фёдоровна отправилась в Саровскую обитель, стремясь, помимо прочего, восстановить душевное равновесие, а императрица вместе с дочерьми совершила паломничество в Новгород, где в Десятинном монастыре навестила знаменитую старицу-затворницу Марию Михайловну. «Мы пришли к ней пешком по мокрому снегу, — напишет Александра Фёдоровна супругу. — Она лежала на кровати в маленькой тёмной комнате, потому мы захватили с собой свечку, чтобы можно было разглядеть друг друга. Ей 107 лет, она носит вериги (сейчас они лежат около неё), — обычно она беспрестанно работает, шьёт для каторжан... Она седая, у неё милое, тонкое, овальное лицо с прелестными, молодыми, лучистыми глазами, улыбка её чрезвычайно приятна. Она благословила и поцеловала... Мне она сказала: “А ты, красавица — тяжёлый крест — не страшись” — (она повторила это несколько раз)». Александра не страшилась. А если чего-то и боялась, то, как и Елизавета, лишь одного — оказаться слабой в исполнении христианского долга и недостойной Божией милости.