Итак, увидев это первое мое произведение, герцог Алессандро приказал мне закончить комнату в нижнем этаже дворца Медичи, которую, как уже говорилось, упоминавшийся Джованни да Удине оставил незавершенной. Так я и написал в ней четыре истории о деяниях Цезаря: как он плывет, держа в руках свои записки, а в зубах – меч, как он приказывает сжечь сочинения Помпея, чтобы не иметь перед глазами произведений своих врагов, как он во время бури на море открывается моряку, и, наконец, его триумф; однако целиком я всего этого так и не дописал. В то время, хотя мне едва минуло восемнадцать лет, герцог давал мне шесть скудо месячного жалованья, стол для меня и одного слуги, комнаты для жилья и многие другие удобства. И хотя я сознавал, что я всего этого далеко не достоин, тем не менее я делал, что умел, с любовью и старанием, почему мне не раз делом и советом и помогали Триболо, Бандинелли и другие.
И вот на картине высотой в три локтя я изобразил с натуры самого герцога Алессандро в полном вооружении, но с замыслом необычным, посадив его на седалище, состоящее из прикованных друг к другу пленников, и со всякими другими фантазиями И я помню, что помимо самого портрета, который вышел похожим, я чуть не сошел с ума, пытаясь передать блеск доспехов с его белизной, бликами и всем, что ему свойственно, – настолько я выбился из сил, чтобы изобразить мельчайшие особенности натуры. Однако, придя в отчаяние от того, что не мог в этой вещи к ней приблизиться, я привел Якопо Понтормо, с которым из-за его богатой одаренности я очень считался, и попросил его, чтобы он на нее взглянул и дал мне совет. Посмотрев на картину и поняв мои страдания, он ласково мне сказал: «Сын мой, покуда эти настоящие и блестящие доспехи будут стоять рядом с этой картиной, твои доспехи будут всегда казаться тебе написанными, ибо, хотя белила самая сильная краска из всех, какими пользуется живопись, тем не менее железо сильней и блестит ярче. Убери настоящие и сразу увидишь, что изображенные тобою доспехи не так плохи, как тебе кажется».
Когда эта картина была закончена, я отдал ее герцогу, а герцог подарил ее мессеру Оттавиано деи Медичи, в доме которого она находится и поныне рядом с портретом Екатерины, в то время молодой сестры названного герцога, впоследствии же королевы Франции, и портретом Великолепного Лоренцо-старшего. В этом же доме есть еще три картины моей работы, написанные мною в юности, на одной из них Авраам приносит в жертву Исаака, на второй Христос в Гефсиманском саду, а на третьей его Тайная Вечеря с апостолами.