Но время продолжало идти, а туземцы продолжали думать и разбираться во впечатлениях, вызывавшихся явлениями новой жизни, неустанно и своенравно ломавшей многие части здания местного домостроя.
Сначала наиболее решительные и самобытные, а за ними – и многие остальные начали мало-помалу упразднять многое из того суетного, что осталось в наследие от ханских времен.
Прежде всего начали сокращать многочисленную раньше челядь; за челядью упразднили дорогие сбруи, кто победней – стали ходить пешком. Кто был побогаче и имел необходимость по личным или служебным делам быть в постоянных разъездах, те начали постепенно заводить недорогие русские экипажи, убедившись в том, что это и негреховно, и незазорно, а вместе с тем иногда выгоднее и удобнее верховой лошади.
Некоторый шик в этом отношении проявляли лишь те представители торгового люда, которых побуждали к этому постоянные сношения с русскими, просвещавшими туземцев по части savoir vivre[564].
То же или почти то же наблюдалось и в сфере ритуала, веками установившегося на почве религиозных верований.
Когда начал постепенно улегаться бурный взрыв атеизма, ворвавшийся в туземную жизнь вслед за последним вздохом упраздненного нами
Опять нашлось несколько смельчаков, за которыми молча пошла большая часть туземной толпы, свободно вздохнувшая после того, как с легкой руки ее вожаков она, навсегда вероятно, отделалась от многих дорогостоивших обычаев: от обычая устройства пышных, дорогостоивших празднеств по случаю обрезания сыновей и их женитьбы, что стало совершаться неизмеримо скромнее и с производством неизмеримо меньших против прежнего расходов; от дорогих поминок, от так называемых