– Я передала моему сыну, – говорила она, – глубокое мое убеждение в том, что вы один имеете силу и возможность спасти Россию и вывести ее на верный путь.
Государь, находящийся, по ее словам, под влиянием императрицы Александры Федоровны, долго колебался, но теперь согласился с ее доводами.
– Я верю, что убедила его, – кончила императрица свои слова.
В самых трогательных и горячих выражениях императрица умоляла моего отца не колеблясь дать свое согласие, когда государь попросит его взять обратно свое прошение об отставке. Речь ее дышала глубокой любовью к России и такой твердой уверенностью в то, что спасти ее призван мой отец, что вышел он от нее взволнованный, растроганный и поколебленный в своем решении.
Вечером того же дня, или, вернее, ночью, так как было уже два часа после полуночи, моему отцу фельдъегерь привез письмо от государя. Это было удивительное письмо, не письмо даже, а послание в шестнадцать страниц, содержащее как бы исповедь государя во всех делах, в которых он не был с папа достаточно откровенен. Император говорил, что сознает свои ошибки и понимает, что только дружная работа со своим главным помощником может вывести Россию на должную высоту. Государь обещал впредь идти во всем рука об руку с моим отцом и ничего не скрывать от него из правительственных дел. Кончалось письмо просьбой взять прошение об отставке обратно и приехать на следующий день в Царское Село для доклада.
На следующий день на аудиенции в Царском Селе папа дал согласие остаться на своем посту, но поставил условием, чтобы Государственный совет и Государственная дума были бы распущены на три дня и чтобы за это время законопроект о земстве был бы проведен согласно 87-й статье. Государь дал на это согласие и, кроме того, уволил обоих виновников провала законопроекта в Государственном совете в бессрочный отпуск, за границу.
Папа кончил свой рассказ, когда мы подъезжали к нашей станции, и мы были счастливы, когда взволновавшие нас всех воспоминания сменились мирными впечатлениями сельской жизни. Папа еще не знал нашего дома, и мы были особенно рады, что он посещает нас в Довторах. Было это в начале Страстной недели. Накануне было еще холодно, небо было серое, и от еще не оттаявшей земли тянуло сыростью. А к приезду папа вдруг, как по мановению волшебного жезла, картина сразу изменилась.
Засияло солнце. Мигом просушило оно своими горячими лучами землю, защебетали и запели птицы, запахло талой землей, тут и там стали появляться зеленая травка и первые лиловые цветочки.
Это было так неожиданно и так отрадно, что папа, как и мы, вздохнул, казалось, полной грудью и, сидя на балконе или гуляя по саду, любовался ни с чем не сравнимой картиной воскресения природы, забывая на время тяжелую борьбу и труды. <…>