Предместье, где находится царский дом, в котором царь дал мне аудиенцию, называется Преображенской слободой, ибо состоит она из бараков и домов Преображенского полка, главной царской гвардии. Когда полк в Москве, в Преображенской слободе живут его офицеры и солдаты, когда он в походе, там остаются их жены и дети. Среди этих-то бараков, на маленьком холме, стоит деревянный царский домик, вокруг него расставлено небольшое количество металлических пушек.

Накануне капитан царского флота, норвежец Бессель, пригласил меня на свою свадьбу, но в самый день свадьбы царь с утра послал сказать всем званым, в том числе и мне, что произойдет она в доме князя Меншикова и что мы должны явиться туда. Жених и невеста, ввиду предстоящих им новых приготовлений по этому случаю, пришли в немалое замешательство. Маршалом на свадьбе был сам царь, а я, по русскому обычаю, посаженым отцом жениха. Царь охотно соглашается бывать маршалом на свадьбах, чтобы не быть вынужденным подолгу сидеть на одном месте: вообще продолжительное занятие одним и тем же делом повергает его в состояние внутреннего беспокойства. В качестве маршала царь с маршальским жезлом в руке лично явился за женихом и невестой и повел их венчаться.

На свадьбе было весело, танцевали все вперемежку: господа и дамы, девки и слуги. Царь, как уже много раз бывало на подобных собраниях, неоднократно являл мне знаки великой и особливой своей милости. Вечером он сам сопровождал молодых домой. По пути на улицах пили и весело плясали под звуки музыки. <…>

28-го. <…> Так как царь почти всегда путешествует с весьма малочисленной свитой, то он обыкновенно тщательно ото всех скрывает время своего отъезда, с одной стороны для того, чтобы оберечься от злоумышленников, с другой – чтобы нежданно являться на место, куда едет, и проверять, все ли там сделано согласно его велениям. Таким же образом поступил он и теперь, перед отъездом своим в Петербург. Однако, как ни соблюдалась тайна, все же можно было заподозрить, что он уедет в тот самый вечер. Правда министры, которых я расспрашивал насчет этого, уверяли, будто они ничего не знают, но в сущности это была ложь, потому что позднее, уходя со свадьбы, царь говорил присутствующим: «Прости, прости», как бы указывая тем, что со всеми расстается. Затем он тотчас же сел в сани и поехал прямо в Петербург без министров и свиты в сопровождении всего двух-трех слуг. Выбыл он из Москвы в полночь.

Март

<…>

29-го. Я крестил сына у морского капитана Сиверса. Царь держал ребенка над купелью. На крестинах, родинах, свадьбах, похоронах и т. п. царь охотно бывает у своих офицеров, какое бы незначительное положение ни занимал тот, кто его зовет, и это чрезвычайно удобно для иностранных посланников, ибо им никогда не выдается более удобного случая говорить с царем, как на подобных пирах у офицеров и у купцов, где они порой решают дела так же успешно, как на особо назначенной тайной конференции. При дворе же, в противоположность обычаю, принятому в других странах, не назначено определенного времени для переговоров с царем. Его даже трудно захватить дома. Когда он хочет быть один, все скрывают, что он у себя, и нередко возвращаешься из дворца, не сделав дела. <…>