Светлый фон

Наказания неминуемые происходили по крайней уже необходимости яко потребное врачевание зла и в воздержание подданных от пагубы. Когда бы многие знали, что претерпевал, что сносил и какими уязвляем был он горестями, то ужаснулись бы, колико снисходил он слабостям человеческим и прощал преступления, не заслуживающие милосердия.

И хотя нет более Петра Великаго с нами, однако дух в душах наших живет, и мы, имевшие счастие находиться при монархе, умрем верными ему и горячую любовь нашу к земному Богу погребем вместе с собою. Мы без страха возглашаем об отце нашем для того, что благородному бесстрашию и правде учились от него. <…>

103

103 103

В отсутствие государево из Петербурга приезжие из Иерусалима греческие монахи между прочими редкостями поднесли императрице несгораемый на огне платок яко отличнейшую святость. Государыня подарила им знатную сумму денег, и они вскоре после сего уехали. По возвращении ее величество показывала с восхищением сию неоцененную вещь супругу своему, положенную в серебряном ковчеге. А Петр Великий, посмотрев и рассмеявшись, сказал: «Это, Катинька, обман. Сей платок сделан из каменного льна, которого у меня в Сибири и Олонце довольно. А что дала денег бродягам за такую святость?» «Тысячу рублей», – отвечала она. – «Счастливы старцы, что до меня отсюда убрались, – говорил государь. – Кусок такого полотна привез я из Голландии. Я заставил бы прясть их другой лен в Соловках». Потом приказал Арешкину принесть из кунсткамеры то полотно и для доказательства при ней на огне жечь, которое не сгорело5. При сем случае рассказывал государыне, сколько риз, гвоздей и древа креста Спасителя видал он в католицких монастырях в путешествие свое по Европе, а особливо в вольном императорском городе Акене <Аахене>.

104

104 104

Колико Петр Великий не терпел суеверия, толико, напротиву, божественные почитал законы и чтение Священного писания Ветхого и Нового завета любил. О Библии говаривал его величество: «Сия книга премудрее всех книг. Она учит познавать Бога и творения его и начертывает должности к Богу и к ближнему. Разуметь в ней некоторые места яснее потребно вдохновение свыше. Учиться небесному – отвергнуть должно земные страсти».

В 1716 году повелел он напечатать в Амстердаме Библию в лист на голандском языке, оставляя на каждом листу половину пустого места для припечатания оныя на российском языке под усмотрением Синода в Санкт-Петербурге, дабы чтением на природном языке Библии приучить охотников и к голландскому, яко языку его любимому. Надобными языками для России почитал он голландский и немецкий. «А с французами, – говорил он, – не имеем мы дела».