Потом они ушли на концерт, на забрызганную светом сцену, в крики поклонников и в свой надрыв. Перед выходом шёпотом решили, что через каждые три песни будут отдыхать под предлогом настройки гитар. И два часа «Оборона» работала на износ.

Егор двигался по сцене пластично и угловато одновременно. Действие как будто происходило в странном квадратном мире с порванными голосовыми связками, среди разбитого быта и ущербного мироощущения. Тексты песен приводить неуместно — не выдержит никакая бумага.

После двух часов концерта, едва переведя дух, запели в гримёрной «Варяга» и «На сопках Маньчжурии». Появился шанс продолжить интервью, на этот раз и с Егором Летовым.

Е. Л.: Жизнь — это преодоление постоянного дискомфорта, это поле, на котором каждый обязан пройти через определённое испытание. Я называю это войной. В этой войне я лейтенант. Наверное, есть более высокие духовные силы, как солнышко или как ветер, они велят, куда надо идти и за что воевать.

N: Не страшно всё время воевать?

Е. Л.: Если мы взяли в руки гитары, то мы уже начали воевать. Тысячу раз прав Владимир Маяковский с приравненным к штыку пером. Янка не выдержала боли, Башлачёв тоже. Мне не остаётся просто ничего другого, особенно после октября 1993 года, когда на моих глазах умирали люди.

N: В августе 1991 года тоже умирали…

Е. Л.: Трое пьяных под танками? Ну и за что они воевали?

N: За свободу своей Родины.

Е. Л.: Для меня свободная Родина — это Родина, свободная от той политики иностранного капитала, которая господствует сейчас. Если хотите, я славянофил, но для меня не является определяющим фактором национальность человека.

N: Чем-то похоже на идеи Жириновского.

Е. Л.: Я не имею к Жириновскому никакого отношения. Он ставленник нынешнего политического строя, выполняющий определённую функцию. Он очень выгодный и удобный провокатор. У каждого музыканта, как у любого человека, есть свой взгляд на вещи, в том числе и на политику. Мои взгляды близки к взглядам Лимонова (кстати, он собирался приехать с нами в Ростов, но в последний момент не смог), к взглядам ультракоммунистической партии. Я коммунист по убеждению и свято верю в идею Свободы, Братства и Равенства. Среди защитников Белого дома я видел умных, добрых, порядочных и весёлых людей, которые, заранее оплатив свои похороны, шли защищать Родину.

N: И вы не считаете это фанатизмом?

Е. Л.: Защита Родины — фанатизм? Это же не ислам. Там были разные люди — от детей до стариков. Анархисты и панки с флагами, а рядом стоял и курил, смеясь, православный священник.