Но самое главное было ниже: «К личности Идиота привязываешься до того, что спишь, обедаешь вместе с ним и в это время любишь его так, как любишь только самого себя»⁶⁰.

«Идиот» достиг такого градуса читательской признательности, на какой невозможно было рассчитывать. Для романа о положительно прекрасном человеке и нужен был читатель, который мог бы полюбить Мышкина до легочных спазмов и сердечной боли; как оказалось, роман учил именно такой любви.

Спустя столетие с лишним такой любви учили зрителя, вместе с романом, спектакль БДТ и гениальный артист, сыгравший – воплотивший – Льва Мышкина.

Читателям и зрителям вместе с «Идиотом» возвращалось человеческое измерение – взамен идеологии и классового подхода; теперь право на жизнь получал Мышкин Достоевского и Смоктуновского, а не Мышкин Ермилова.

Это и стало главным театральным – общественным! – событием оттепели середины 1950-х.

Князь Мышкин на советском экране: первое знакомство

Князь Мышкин на советском экране: первое знакомство

В 1958 году спектакль по роману «Идиот» был поставлен режиссером А.И. Ремизовой в театре имени Евг. Вахтангова по инсценировке Ю. Слеши, в центре которой – судьба Настасьи Филипповны, ее характер, ее страсти, ее правда (сохранились отрывки из радиоспектакля⁶¹ и финальная сцена в видеозаписи⁶²). Исполнители главных ролей вполне обеспечивали серьезное прочтение романа: князь Мышкин – Николай Гриценко, Настасья Филипповна – Юлия Борисова, Рогожин – Михаил Ульянов. Об этой постановке остались сдержанные отзывы: «Признание спектакля было нелегким, успех не быстрым. Он был неожиданно условным, внебытовым. Со сцены говорилось о сложном, требующем от зрителя трудной душевной заботы и понимания. Это было серьезное, не поверхностное прочтение романа Достоевского – истории мрачной, тяжелой. В постановке Ремизовой не было ничего прямолинейного, особенно в трактовке образа князя Мышкина. Николай Гриценко играл мучительность понимания истины. Постоянное напряжение и душевная работа его персонажа были чрезмерны, почти непосильны для рассудка. Этот Мышкин действительно был болен, и болезнь его все усиливалась и усиливалась к финалу. Непривычной была и Юлия Борисова – Настасья Филипповна, – тихая, молчаливая, сдержанная. С умом острым и жгучей ненавистью к тем, кто погубил ее молодость, – она и стремилась к людям, и презирала их. Так и Михаил Ульянов – Рогожин, ныне знаменитый силой своего темперамента, в спектакле Ремизовой до поры скрывал его, играя строго, почти тихо. Лишь горящий взгляд или вдруг порывистое движение выдавали огонь, бушующий у него внутри»⁶³.