Гребенщиков при этом утверждает: «У каждого человека, даже у самого “тяжелого”, иногда возникает желание сделать что-то необоснованно хорошее. Чем больше хорошего он будет делать, тем больше положительной энергии будет накапливаться “на его счету”. Так что, как говорится, “мир спасут нелогичные акты благотворительности и бессмысленные акты красоты”!»⁸⁴.

Борис Гребенщиков обычно отшучивается, отвечая на вопрос, как он придумывает свои песни. Его поклонники, да и многие музыканты любят говорить, что это не он придумывает слова и музыку, а слова и музыка придумывают его.

Песня о Достоевском, по мнению знатоков, представляет точную реакцию на «дух времени». Она построена на ассоциациях, которые вызывает в массовом сознании «Достоевский» – слово, имя, образ, понятие, комплекс смыслов. В целом это ассоциации сочувственные, «жалостливые». Достоевский в совокупности смыслов воспринимается как культурная ценность, которой хоть и угрожает опасность от «врагов культуры» (и поэтому ее нужно защищать и отстаивать), но которая способна преображать мир. Что касается самой красоты, ее нужно спасать всем миром – потому она что ослабела, подорвана, обескровлена, как впрочем, и гибнущая человечность.

Напомню высказывание о Достоевском Валентина Распутина. «Достоевский стоит не в ряду самых великих имен мировой литературы, впереди или позади кого-то, а над ними, выше их. Это писатель другого горизонта, где ему нет равных. Были и есть таланты блестящие, яркие, сильные, смелые, мудрые и добрые, но не было и нет (и не будет, на мой взгляд) явления в литературе более глубокого, более центрового, необходимого, более человеконаправленного и вечного, чем Достоевский. Человеческая мысль дошла в нем, кажется, до предела и заглянула в мир запредельный… Похоже, что кто-то остановил руку великого писателя и не дал ему закончить последний роман, встревожившись его огромной провидческой силой. Это было больше того, что позволено человеку; благодаря Достоевскому человек в миру и без того узнал о себе слишком многое, к чему он судя по всему, не был готов»⁸⁵.

Эту очевидную «неготовность» иллюстрирует и недавнее высказывание Б. Гребенщикова. «Достоевский – ужасно больной человек. Он гений языка, но он больной человек. Читать его безумно сложно. У него страшно тяжелый язык. Он правдивый, но очень тяжелый. Когда человек в себе не гармонизирует действительность, это признак болезни. Потому что жизнь лучше, чем описывает ее Достоевский. Нужно быть чудовищем, чтобы жизнь в своих произведениях сделать хуже, чем она есть»⁸⁶.