Должно быть, мой замполит чувствовал то же самое. Заметив, как я тревожно посматриваю на часы, он тихо сказал с ноткой упрека:
— Напрасно ты это взял на себя. Не наше дело спасать невольниц.
Его рассудительность меня разозлила. Я мог бы, разумеется, сказать ему, что в этом, собственно, и заключается главная задача наших войск как спасителей порабощенных народов, и позлорадствовать над тем, с каким трудом он подыскивает возражения, которые невозможно найти. Но сейчас было не до споров на общие темы. Уши жадно ловили звуки, но ничего нельзя было услышать. Вокруг стояла жуткая тишина, наполненная таинственностью и тревожным предчувствием.
Я решил подождать еще четверть часа. Если все в порядке, они должны возвратиться, если нет, взвод, ожидавший приказа на правом фланге, двинется в атаку и захватит подвал. Этого я, пожалуй, на самом деле не имел права делать, но ведь и оставить двух своих разведчиков на произвол судьбы я тоже права не имел. Четверть часа прошло, и я первым вылез на бруствер впереди ударного взвода. Несколько минут мы ползли незамеченными и были уже почти на середине нейтральной зоны, когда вдруг в небо взлетела ракета и ударил пулемет.
Первое, что я увидел, когда мы наконец захватили подвал, был труп Кайзера — почти перед самым входом. Двери выломаны, — ясно, что это сделал не Сергей и не он. Я бросился вниз, луч моего фонарика выхватывал поочередно каждый уголок огромного подземелья. Нигде никого не было — ни Сергея, ни Самчука, ни девушек… Только теперь стало ясно, что немцы нас опередили: хотя и потеряли кусок нейтральной зоны, но разведчиков наших захватили живыми.
…Наконец я оторвал взгляд от зарешеченных окон, повернулся лицом к стене и замер, пораженный. На фоне серого камня, испещренного выветренными, но еще отчетливыми следами пуль, стояло несколько застывших, словно оледенелых людей. Такие же серые и неподвижные, как посеченная пулями стена, они затаили в глазах мертвенный покой безысходности, в котором звучали тоска по жизни и вместе с тем презрение к смерти. Это были люди из камня, люди, высеченные из гранитной глыбы, поставленные в таком месте и в таких позах, что их легко было принять за живых.
Я не знал имени художника, создавшего эту скульптурную группу. Зачем он вдохнул в застывшие фигуры столько жизни и в то же время поставил их к стенке, где они вечно будут ждать смерти? Не жестоко ли заставлять даже камень, в котором почти все приходящие сюда ищут черты павших и узнают живых, постоянно ждать мига, когда грянет выстрел?..
В первые минуты от этого трудно было избавиться. Мне даже казалось, что среди них стоит Сергей — вон тот, высокий, в распахнутой рубашке, с высоко поднятой головой. Перед синими стволами автоматов его взгляд мог быть только таким…