Переводчик прибыл только под вечер. Весь день стрельба то вспыхивала, то затихала, и переводчик, стараясь объяснить свое опоздание, утверждал, что все его попытки проползти ближе к нашей траншее вызывали только новый ливень вражеского огня.

Но, несмотря на пережитые злоключения, он сразу же принялся за дело. Сел на скамью, быстро расстегнул битком набитую бумагой и оттого похожую на футбольный мяч дерматиновую сумку, по-хозяйски отодвинул в угол стола все, что ему мешало, и разложил свое канцелярское имущество, готовый допрашивать. Трудно сказать — то ли его неверно информировал непосредственный начальник, то ли, быть может, за день тяжелых испытаний он сам свыкся с мыслью, что жертвы, которые он принес, добираясь на передовую, достойны соответствующей компенсации, — тщательные приготовления указывали на то, что он собирается допрашивать важного «языка» и уверен, что ему удастся выудить немало ценных военных сведений. Когда Жанна поднялась с матраца, на котором лежала весь день в углу, и села напротив, лейтенант оторопел и в изумлении привстал.

— Это кто?

Я объяснил ему, в чем дело, и попросил установить точно место, где скрываются ее подруги. На округленном лице лейтенанта промелькнуло нечто похожее на откровенное возмущение, и соответствующие слова уже, казалось, повисли на кончике его языка. Но именно в эту минуту наверху скрипнула дверь и слабенький красноватый луч электрического фонарика забегал по кирпичным ступеням. Это был господин Кайзер, я знал. Все мы уже привыкли за эти двое суток к его неожиданным появлениям, и хотя сейчас присутствие постороннего человека было совершенно некстати, я не имел намерения придавать этому значение и отошел к столу, собираясь сказать лейтенанту, чтобы начинал. И тут мне бросились в глаза странные изменения в лице Жанны. Совершенно спокойное и даже умиротворенное минуту назад, оно внезапно покрылось болезненным румянцем, глаза, прикованные к грубым башмакам, медленно спускавшимся со ступеньки на ступеньку, безумно расширились, и в них вспыхнула отчаянная ярость. По мере приближения старика Жанна медленно вставала, потом так же не спеша, словно крадучись, перешагнула через скамейку и что есть духу метнулась к стене, где висел мой автомат. Я не успел опомниться, как она сорвала его с гвоздя и видать-таки выпустила бы очередь в господина Кайзера, если бы в последний момент мне не удалось схватить ее за руку.

— О!.. О!.. — простонала она и, выпустив автомат, бросилась на Кайзера и вцепилась ему в горло.

Я мог ожидать от нее чего угодно, только не этого. Ее поведение перед тем никак не указывало на то, что у нее есть свои счеты с хозяином фермы. Правда, когда мы выбрались из траншеи, а потом, пригибаясь, бежали по восточному склону холма, Кайзера не видно было, и она могла думать, что он сбежал вместе со своей Кримгильдой. Не давала она повода и предполагать, что вообще когда-либо здесь бывала. После первого возбуждения, бросившего ее в слезы, она молча съела банку мясных консервов и покорно улеглась на матрац. И вдруг такая дикая выходка, взрыв, едва не наделавший непоправимой беды, безумство, с которым она вцепилась в горло старика!