С Цоем – то же самое. Его может перепеть Noize MC, а может и Надежда Кадышева. Или все же не то же самое? Цоя нет с нами уже 30 лет. И он вполне мог бы быть сегодня среди живых. Но вот как раз Виктора Цоя почему-то не получается представить в нынешних декорациях. Ни на торжественном обеде членов «Единой России» в честь сто двадцать пятого несостоявшегося открытия стадиона «Зенит-Могила», ни на корпоративе телеканала «Смог». Все остались, а Цой ушел, хотя почти всенародная любовь к нему – данный нам в ощущениях факт. Нет, существуют, конечно, фанаты. Настоящие, олдскул, мальчики и девочки преклонного возраста, у которых комнаты от пола до потолка заклеены фотографиями скуластого героя. Кстати, последнего. Доброе утро, и так далее. И новые мальчики с девочками подросли. Их, естественно, меньше, чем в былые годы, – иные юноши поют иные песни. Но все равно – многие из них, одевши черное, идут к заветной стене (главная на Арбате, но своя есть в каждом почти городе; а впрочем, в годы моей юности любой практически подъезд был стеной Цоя – это и есть слава). Фанатам и положено фанатствовать, а прочим людям сегодня немного даже неловко вспоминать про эту свою любовь. Слишком уж он незамысловат по нашим временам, Виктор Робертович Цой. В текстах – вечные звезды, будто это и не песни, а грудь генерального секретаря. Звезда – беда. Трояк – синяк. Лирический герой, раздражая, слоняется без дела и выпивает. Каждый из нас бы тоже так хотел, но не может, потому что семья, работа, ответственность, и в десять ровно мама ждет тебя домой. А ведь Цой был всем. Его слова заменяли все прочие. «Мы в четырнадцать лет знаем все, что нам надо знать», – завывали подростки в подъезде, пугая старушек. И главное, верили, что действительно знают. Что больше нет ничего, и все находится в них. Узнаешь? Эй, где твои туфли на манной каше? Ах, времена были… Помнишь?

Вышел «Черный альбом». Пластинка в магазине «Мелодия» стоила 25 рублей. Сумма безумная, для многих – неподъемная и невообразимая. У меня был приятель, мажор, который дружбы ради согласился дать мне это сокровище на пару дней. Я засиделся в гостях, опоздал на последний автобус, такси в краях, где происходили описываемые события, тогда, кажется, еще не изобрели (и нам нечем платить, и нам незачем ехать). Я шел через бесконечный заснеженный пустырь ночью (декабрь девяностого), мерз, спотыкался, но знал, что совсем уже скоро со мной случится что-то важное. Что-то неповторимое. Из разряда событий, которые бывают один только раз. Тогда я не разочаровался.