Возбуждение стали вносить ежедневно доходящие слухи, в достоверности которых они быстро убеждались и которые приводили их в трепет и крайнее беспокойство.

Немцы в Ростове, и даже в Батайске и Ольгинской. Ими занят весь юг России. Что же это, как не величайшее военное поражение Родины?

Немцами созданы на теле Родины самостоятельные государства. Украина, Крымская республика и даже Донская республика! А на западе – Эстония, Латвия… Это – национальное поражение. Доходили и более детальные слухи: в этих государствах формируются их армии, в которых офицеры получают командные должности.

Наконец – сильнейший удар по патриотическому чувству: немцами формируются и особые русские армии для борьбы с большевиками под монархическим флагом. Не есть ли это желание их освободить Родину русскими руками, но сделать ее в вассальной зависимости от себя и поставить в ней монарха «милостью» Германии и ее кайзера?

Что могла противопоставить всему этому маленькая, бедная, безоружная Добровольческая армия? – вопрос, стоявший перед всеми. «Ничего», – с отчаянием утверждали одни. «Мечтания», – говорили другие. Большинство молчало, потрясенное драмой.

А между тем и состояние самой Добровольческой армии всем казалось определенно до предела критическим. Ставился даже вопрос: быть ли ей? Донцы, прошедшие с ней Кубанский поход, просились о переводе в Донскую армию. Не отпустить их было невозможно. С их уходом один только Партизанский полк уменьшался в численности наполовину. Сильно ослаблялись кавалерийские части. Ушел генерал Богаевский на высокий пост в Донском правительстве. Нельзя было не освободить от службы учащуюся молодежь, на долю которой пришлись непосильные испытания. С ее уходом 5-я рота Офицерского полка могла прекратить свое существование. Распущен был разложившийся Чехословацкий батальон.

При таком положении в армии, имеющей двух сильнейших врагов: внешнего и внутреннего, даже для крепких духом и волей добровольцев, впереди не виделось ничего отрадного. Можно ли думать о какой-то борьбе? Россию охватила зловещая тьма, и она проникает в души и сердца бойцов: она затуманивает их сознание и готова угасить в каждом искру его сокровенной любви к Родине. Но… может быть, «светоч», несомый армией, о котором говорил генерал Алексеев, только и могущий гореть, когда горячи искры у бойцов, все же виден во тьме многими людьми и напоминает им о бело-сине-красном символе?

В бойцах шла внутренняя борьба, чтобы им ответить на вопросы: быть или не быть армии? Быть или не быть России?

Генерал Деникин подтолкнул их на быстрое решение, на тот или иной ответ. Ввиду того, что для многих окончился 4-месячный срок обязательства служить в армии, которое они подписывали, когда вступали в ее ряды, генерал Деникин отдал приказ: желающие оставить армию пусть подадут об этом рапорта. Перед открытой дверью пришлось задуматься. Немногие оказались откровенны и признавались в желании подать рапорта; многие – ушли в себя и молчали; но часть твердо заявила – они остаются. Эти словесные пока заявления вывели у каждого добровольца его внутреннюю борьбу наружу – в среду всех его соратников. Решившие остаться говорили о высшей Совести – долге перед Родиной; упрекали…