Темнело. Красные стали подбирать своих раненых. Ни одного выстрела не было произведено по ним. Не изменил состояния марковцев даже этот успешный боевой эпизод.

С наступлением ночи полку было приказано отходить. Все с тем же полнейшим безразличием собирались роты, выходили на дорогу и куда-то шли. Многие пулеметы отстали. Это те, которые были вдали от дороги. Лошади выбились из сил, давно не кормленные и не поенные, и тащить двуколки по черноземной грязи не могли. Не помогало и известное средство – «играть» перед ними пучком сена (сена они получали вообще весьма мало; больше солому). Пулеметчикам приходилось разгружать двуколки, оставив на них только пулеметы, чтобы лошади могли дотянуть их по дороги, а самим раза два-три возвращаться за патронными ящиками.

Полк пулеметы не нагнали, в темноте свернув не по той дороге, но натолкнулись на едущую батарею, бывшую при Кубанском полку. В батарее никто не знал, куда пошел Офицерский полк, и пулеметам оставалось только следовать за батареей. Наконец, приехали в х. Колонтаевский, где оказались еще несколько отбившихся от полка пулеметов. Искать ночью полк нельзя было и думать. Решили заночевать. Попытка найти что-либо в селе не увенчалась успехом, и пулеметчики заснули голодными.

А Офицерский полк, пройдя верст восемь, остановился на голом высоком гребне, где-то на половине расстояния между селами Высоцкое и Сергеевка, в грязи, сырости и на холоде. Батальоны, слегка лишь разойдясь по гребню, залегли, где остановились, и уснули. Было выставлено какое-то охранение. Появились было несколько костров, для которых не пожалели подвод, но и те скоро погасли. Полная тишина. Никаких разговоров. «И только слышно было, как лошади жевали солому».

20 декабря. Уже совершенно рассветало, когда марковцы, как по команде, проснулись, зашевелились, стали вяло подниматься и, наконец, производить более энергичные движения, чтобы стряхнуть с себя охватившую их сырость, размять окоченелое тело. Мрачная картина окружающей местности не могла влить в них никакой бодрости. Полное спокойствие на участке не всколыхнуло нервы. Все были в каком-то оцепенении… Несколько оживились, когда батальоны стали разводиться по гребню на указанные им боевые участки. А потом занялись разведением костров и кипячением чая без чайной заварки. Как-то вдруг дал себя чувствовать сильный голод, но сумки бойцов были совершенно пусты.

Медленно восстанавливалось сознание. Медленно развивались разговоры. Да к этому и не было побудительных причин: на фронте полное спокойствие. Вперед видно версты на две, но там ни одного человека, ни одного живого существа.