Чтобы справиться со всеми неотложными делами, Николай Ильич ввел для себя жесткий «военный» распорядок. Вставал в 4–5 часов утра. Непременно писал Нине Августовне или кому-то из детей письмо (за годы войны он написал им более 400 писем!). Потом надевал свою потертую, видавшую виды длинную «старомодную» шинель и добирался до «Трехгорки». Оттуда с выделенными фабрикой ткачихами ехал за пределы Москвы копать окопы, противотанковые рвы, устанавливать надолбы и заграждения. После выполнения задания он вез ткачих к станкам, а сам отправлялся в организации Всевобуча, потом — на заводы, в красноармейские части, на сборные пункты. Добравшись поздно вечером домой, садился за письменный стол работать. Он обязательно слушал последнюю сводку Информбюро, передвигал флажки на карте и гасил свет, чтобы через четыре часа по партийному долгу, без расчета на вознаграждение начать новый трудовой день. Так — неделя за неделей, месяц за месяцем.

Особенно трудно ему было на оборонных работах. С подорванным здоровьем, исхудавший (свой скудный военный паек делил, отсылая часть его Нине Августовне и Олесе для внуков), он вместе со всеми в дождь и слякоть, на промозглом осеннем ветру работал ломом и лопатой, подбадривал ослабевших. Председатель Моссовета В. П. Пронин вспоминал, что однажды, 20 октября 1941 года, он выехал на участок строительства оборонительных сооружений между Москвой-рекой и Кунцевом, там работали ткачихи с «Трехгорки». На месте к нему подошел немолодой, с осунувшимся лицом, но подтянутый человек в шинели и доложил о ходе работ. Это был Н. И. Подвойский. Он же давал пояснения на объектах. На вопрос, укладываются ли в график, Николай Ильич ответил:

— Торопить работниц нет необходимости: работают, не отрываясь.

В. П. Пронин спросил, нужна ли какая-нибудь помощь. Николай Ильич подумал и сказал:

— Хорошо бы увеличить работницам норму каши. Работа-то тяжелая…

Однажды во время работы к нему подбежала ткачиха.

— Николай Ильич! Там командир Красной Армии проверяет сооружения и спрашивает, что за человек руководит работами.

Н. И. Подвойский вынул из кармана блокнот и написал на листочке:

«30 октября 1941 года.

СПРАВКА

Я работаю по Всевобучу и организации обороны Москвы в общественном порядке в качестве члена партии.

Я персональный пенсионер.

Н. Подвойский».

«…Мы рыли противотанковые рвы под Москвой, — вспоминала ткачиха Н. И. Дубяга о Н. И. Подвойском. — В самые тяжелые дни для Москвы его можно было очень часто видеть в окопах. Смотришь, идет Подвойский в своей шинели, в которой мы привыкли видеть его, улыбающийся, подбадривающий, вспоминающий годы гражданской войны. Вспоминая годы своей жизни, он создавал нам нужное настроение. В то время каждый человек в окопах был дорог, и его пожелания для пас много значили… Он был с нами и тогда, когда мы получали медаль «За оборону Москвы»… Нам было очень радостно, что вместе с нами эту медаль — «За оборону Москвы» — получил и Николай Ильич…»