Алексей Иванович
ШАХУРИН
Нарком авиационной промышленности Алексей Иванович Шахурин сидел за столом усталый, измученный, с посеревшим лицом и красными, воспаленными после бессонных ночей глазами. Когда он задавал очередной вопрос своему заместителю, конструктору А. С. Яковлеву, голос его, раньше глубокий и сильный, звучал хрипло. Разговор шел о результатах эвакуации из Москвы ученых и конструкторов. Правительство считало необходимым оградить их от всех случайностей и удалить от линии фронта. Однако и С. В. Ильюшин, и Н. Н. Поликарпов, и А. А. Архангельский находили, на их взгляд, веские причины, мешавшие скорому выезду. Только категорический приказ заставил их подчиниться. К полуночи 14 октября все выехали из столицы.
Раздался звонок кремлевского телефона. Звонил Анастас Иванович Микоян — его также интересовала судьба конструкторов. Нарком — память никогда не подводила его — перечислил персонально каждого. Положив трубку телефона, приказал срочно, в эту же ночь, оставить город и Яковлеву.
Шли кризисные для Москвы, для всей страны дни. Отступление наших войск, жестокие бои под Москвой, эвакуация — все это с трудом укладывалось в сознание. Однако всем своим видом, поведением нарком подчеркивал — как бы ни были тяжелы наши военные неудачи, а неоспоримое преимущество на нашей стороне и победа будет за нами.
И все-таки нечеловеческое напряжение последних месяцев сказывалось — А. И. Шахурин стал резок, беспощадно обрывал посторонние, «не по делу» разговоры. Сам же работал в бешеном, на пределе возможностей, ритме.
Вопросы, требующие немедленного решения, большие и малые, возникали ежеминутно. Поездки по заводам и аэродромам, важнейшие заседания в Кремле, бесчисленные телефонные звонки… Суток не хватало. Пропадал сон, но мысль работала четко. Мгновенные, нередко рискованные решения оказывались единственно правильными.
В одиннадцать утра того же дня всех находившихся в Москве наркомов вызвали к Сталину, в Кремль. Молотов встретил их стоя. И так же, стоя, объявил решение правительства — они должны немедленно выехать в места перебазирования наркоматов. Лишь небольшие, по 20–30 человек, оперативные группы наркоматов оставались в столице.
По притихшему, неузнаваемому городу Алексей Иванович возвращался в Уланский переулок, в наркомат. По-военному строгая, суровая, как никогда, дорогой и близкой стала Москва. Мешки с песком в витринах магазинов. Твердая поступь ополченцев, еще не успевших расстаться с гражданской одеждой. Тревожные слова из репродукторов: «После упорных, тяжелых боев наши войска оставили город…»