Проливая кровь в тюрьмах Парижа, Революция заходила туда, откуда для нее не было возврата. Становился невозможным какой-либо компромисс с монархией, со Старым порядком. Действительно после сентября Революция должна была либо победить, либо погибнуть. Но, к несчастью, она одновременно приобрела нечто такое, что окажется пагубным для нее самой. До сентябрьского террора Революция сохраняла ясный, чистый, лучезарный облик. Ее враги воплощали тиранию, жестокость, преступления. Она противопоставляла им знамя свободы, равенства, братства, справедливости. Поэтому она вызывала энтузиазм передовых людей во всем мире. Но в первые трагические сентябрьские дни с Революцией стали связывать преступления, жестокость. Рассказы о сентябрьских событиях, об их отвратительных эксцессах, часто преувеличенные, распространялись во всей Франции и за ее границами. Множество людей содрогнулись от ужаса. Буржуазия еще хотела реформ и прогресса, но она боялась крови, и кровь обильно пролилась.
Революция потеряла многих союзников, поклонников и попутчиков. Не могли не произойти изменения в моральном состоянии самих революционеров. Коррупция, столь редкая в их рядах, теперь воспринималась и практиковалась гораздо легче, ибо раз все дозволено, то глупо хранить нравственную чистоту. Склонность ко всяким крайностям, к жестокому насилию, к террору усиливается. К чему это приведет? Конечно, тогда невозможно было кому-либо вообразить предстоявшие 25 лет войны, пять миллионов убитых и восстановление монархии. И еще труднее было почувствовать зародыш всего этого в сентябрьских избиениях, казавшихся неизбежными, а многим — целесообразными.
ПОБЕДА ПРИ ВАЛЬМИ
В сентябре 1792 года Революция оказалась впервые в таком критическом положении, что оно угрожало стать роковым для нее. В страну вторглись войска двух сильнейших военных держав Европы. Остатки старой армии находились в жалком состоянии. Большинство офицеров дезертировали, предательство Лафайета бросало тень подозрения на других генералов. Волонтеры с энтузиазмом рвались в бой, но это не могло заменить им опыт, выучку, дисциплину.
Внутри страны царил ужасающий разброд. 10 августа революция смела с политической сцены сторонников конституционной монархии — фейянов. Но они не собирались складывать оружия — и, разъехавшись по всей Франции, возбуждали страсти против революционного Парижа. Им усердно помогали священники, обозленные новыми жестокими мерами против непокорного духовенства.
Победившие в августе якобинцы, словно забыв обо всем на свете, вступили в яростную схватку между собой, разделившись на жирондистов и монтаньяров. В столице сложилось двоевластие: жирондистское Законодательное собрание соперничало с монтаньярской Коммуной. Разгорались страсти из-за выборов в Конвент. Сентябрьские убийства повергли многих французов в глубокий моральный кризис.