А здесь на трибуне монтаньяр Кутон. Он предлагает подвергнуть разоблаченных депутатов домашнему аресту, как и двух министров. Предложение принимается без голосования, лишь одобрительными аплодисментами. Конец Жиронды ничуть не походил на величественную трагедию. Вся сцена представляла собой смесь фарса, унижения и страха.
Верньо, правда, уже ждал чего-то страшного. Он бросил Кутону: «Дайте же Кутону стакан крови, он изнывает от жажды». Но пока никто не хотел крови. «Арестованные» жирондисты сохраняют возможность свободно передвигаться по Парижу, они получают по-прежнему свои 18 ливров в день. Правда, каждого сопровождает жандарм, которого арестованный депутат обязан кормить за свой счет.
2 июня монтаньяры сменяют у власти жирондистов. Но в отличие от 10 августа 1792 года трудно назвать это революцией. Не только потому, что на этот раз обошлось без пролития крови. Главное — 10 августа свергли монархию и открыли путь Республике. Сейчас же в государственном устройстве пока ничего не изменилось, кроме изменения парламентского большинства. Правда, Конвент стал жертвой не «моральной революции», о которой говорил Робеспьер, против которой не возражали Дантон и большинство монтаньяров. Когда задымились фитили пушек, а депутатам преграждали путь штыками, Конвент подвергся угрозе прямого военного насилия. Опасный прецедент! Мишле писал, что если 2 июня вооруженная сила была плебейской, то 18 брюмера (1799 года) она станет преторианской и даст Наполеона. Так явилось ли в конечном счете 2 июня победой революции или ее поражением? Особенно для тех, кто ее реально сделал, для санкюлотов? События скоро ответят на этот, пока еще неясный вопрос.
Глава VIII РЕВОЛЮЦИОННАЯ ДИКТАТУРА
КОЛЕБАНИЯ ПОБЕДИТЕЛЕЙ
Триумф монтаньяров 2 июня оказался далеко не бесспорным и не окончательным. Их власть в представлении народа и революционной буржуазии связывалась с именами Дантона, Робеспьера и Марата. Но в каждом из них она проявлялась неопределенно, случайно, временами. Дантон утратил героический ореол вождя 10 августа, революционного министра, человека «Отечества в опасности», завоеванный осенью 1792 года. В борьбе между жирондистами и монтаньярами его позиция примирения кажется неустойчивой и колеблющейся. Собственно, он колеблется вплоть до 2 июня. А реальную силу Робеспьера можно было точно измерить вечером того же дня. Наглядно выяснилась численность его армии из тридцати монтаньяров-робеспьеристов, оставшихся на местах, когда подавляющее большинство депутатов Конвента совершило свой жалкий выход. Робеспьер не приобрел массы единомышленников даже среди монтаньяров, общее число которых в Конвенте перевалило за 250. Что касается Марата, то народ именно в нем видел таинственного вождя переворота 2 июня. Когда в Конвенте оглашали в тот вечер имена 20 изгоняемых жирондистов, то он потребовал исключить нескольких из списка, но зато добавить других. И с ним безропотно согласились даже без голосования. А разве не он вернул депутатов в зал Конвента после их смехотворного выхода?