Какое же отношение имел к новому религиозному маскараду Робеспьер? Сначала никакого, хотя вопрос о религии всегда близок его сердцу деиста, поклонника Руссо с его идеей очищенной гражданской религии. Однако Робеспьер насторожился и во время обсуждения в Конвенте нового летосчисления отметил в своей записной книжке: «Отложить на неопределенное время декрет о календаре».

Кампания дехристианизации продолжалась. Робеспьер, как всегда, долго колебался, обдумывал, решался. В конце концов он все же вмешался и 21 ноября (1 фримера) выступил в Якобинском клубе с речью об атеизме и политике в вопросах религии. Это одна из самых сложных, туманных, противоречивых и в то же время крайне интересных речей Неподкупного, она необычайно глубоко раскрывает таинственную глубину мировоззрения и всю изощренность его политики. Прежде всего он решительно отвергает утверждение, что «фанатизм», то есть церковь и религия, является главной причиной всех бед. Робеспьер считает, что фанатизм «умирает, могу сказать даже, что он умер». Поэтому заниматься им, значит, отвлекать внимание от настоящих опасностей.

Однако затем Робеспьер признает, что культ католицизма не только жив, но пользуется поддержкой народа. Конвент не должен и не может посягать на отмену католицизма. Тем более он решительно осуждает намерения «превратить самый атеизм в какую-то религию». И здесь он фактически провозглашает свободу совести, одновременно категорически осуждая безбожие. «Атеизм аристократичен, идея «верховного существа», охраняющего угнетенную невинность и карающего торжествующее преступление — это народная идея. Народ, все несчастные аплодируют мне, критиковать меня стали бы богачи и преступники… я связан с моральными и политическими идеями, которые я сейчас изложил вам: если бы бога не существовало, его надо было бы выдумать». Это — квинтэссенция туманных, часто бессвязных рассуждений и софизмов Робеспьера, в которых кроется удивительная логика. В самом деле, религия, вера в бога — народная идея, поскольку она служила Старому порядку для сохранения своего господства над народом. Не зря же духовенство было вторым привилегированным сословием. Вера в бога действительно народная идея, поскольку народ лишен просвещения, научного знания и поклоняется тому, что увековечивает его рабство. Вера в бога, говорит далее Робеспьер, «это чувство будет служить сладким утешением сердцу угнетенных».

Но ведь именно так и думали правители Старого порядка и высшие руководители церкви! Поэтому она пользовалась привилегиями, поэтому религию так ценили. Ценит ее и Робеспьер, выступая в роли государственного руководителя другого, буржуазного, но тоже угнетательского государства. Здесь он, как никогда, раскрывает свою подлинную классовую позицию. Робеспьер считает полезной религию для утешения угнетенных, для удержания их в покорности.