Была продемонстрирована страшная сила винтовки Маузера. Атакующие отряды сталкивались с вихрем пуль, и их сметало. Офицеры и солдаты десятками падали на узком гребне. Атакованные с фронта и фланга зловещей шепчущей смертью, оставшиеся в живых упорно спешили вперед, и казалось, что плоть и кровь, несмотря на пули, восторжествуют. Но в последний решающий момент сказалось ослабление напора атакующих. Иннискиллингов было слишком мало, чтобы выполнить такую задачу, и когда буры увидели, что атака выдохлась, они стали стрелять прицельно, а несколько храбрецов выскочили из траншей, выбежали вперед навстречу солдатам, разряжая магазины своих ружей почти в упор. Это была неистовая сцена крови и ярости. [440]

Встретив такое сопротивление, ирландцы скорее готовы были умереть, чем отступить. Несколько человек сбежали вниз по склону к ближайшему укрытию и яростно отстреливались оттуда, но большая часть тех, кто оказался в передних рядах, были убиты. Другие роты, одни из Коннаутских егерей, другие из Дублинских фузилеров, двинулись вперед им на смену, но было уже поздно кого-либо поддерживать — и эта атака, и еще одно кровавое наступление, предпринятое на закате, были отброшены. Но ирландские солдаты не желали оставлять холм, и когда их наконец убедили, что двигаться вперед невозможно, они легли на землю, которую отвоевали, и стали строить стены и укрытия, чтобы оттуда открыть огонь мщения по ликующим бурам. В этих двух атаках пали оба полковника, три майора, двадцать офицеров и 600 солдат из соединения, едва насчитывавшего 1200 человек. Тьма опустила занавес, и трагедия того дня закончилась.

Как только рассвело, я поехал вместе с капитаном Бруком узнать, что произошло той ночью. Мы знали, что холм не был взят до рассвета, но дело могут решить штыки.

Только мы решили, поскольку противники были так близко друг от друга, что в темноте достигли впадины за выступающим вперед холмом, с которого я наблюдал за атакой прошлым вечером, как неожиданно снаряд со шрапнелью взорвался в воздухе с резким пронзительным хлопком прямо над нашими головами. И впадина, и склон холма были усеяны пехотными батальонами, лежавшими четвертями колонн. Пули и осколки снаряда взрыли землю со всех сторон. Мы оба были верхом и попали в середину конуса рассеивания. Я тут же понял, что со мной ничего не случилось, хотя пули подняли пыль вокруг моего коня, и решил, что всем повезло точно так же. Я повернулся к Бруку, чтобы изложить ему свою теорию относительно того, что шрапнель сравнительно безопасна, но заметил какое-то движение и суету. Не менее восьми человек было убито или ранено этим взрывом. Я только однажды видел на войне настолько успешно пущенный снаряд, но в этот раз я наблюдал его эффект с противоположной стороны.