Каковы были эти отвергаемые Некрасовым примеси, можно видеть хотя бы из «Свадебных песен», собранных П. Н. Рыбниковым в конце пятидесятых годов. Песни записаны в беднейших уездах беднейшей в то время Олонецкой губернии, но если вслушаться в них, то покажется, что дело идет не о задавленных нуждою, закабаленных крестьянах, а о каких-то богачах и вельможах, окруженных блистательной роскошью, ворочавших грудами золота.
Невеста, например, в этих песнях поет о гостях, приехавших в ее избу на телегах или в деревенских дровнях:
карет
Крестьянские телеги или сани в столь торжественный день получают пышное название карет. Точно так же крестьянская изба в этих песнях почти никогда не зовется избою, а либо горницей, либо светлицей, либо теремом, либо «хоромным строеньицем», либо «палатой грановитоей».
Все признаки убогого крестьянского быта в этих обрядовых песнях систематически отстраняются один за другим.
Невеста даже в самой бедной семье изображается колоссально богатой:
И про свою «волю» (обыкновенную ленту) невеста выражается так:
Среди нарядов невесты в этих песнях всегда поминаются «башмачки сафьянные», «шуба соболиная», «брильянтовы ставочки», «скатны жемчуги», «золото монищато».
Жених ее, по словам этих песен, такой же богатей, а пожалуй, еще богаче. Его убогая изба в этот день изображается чуть не царским дворцом:
Посланные женихом сваты обещают отцу его суженой, если тот согласится отдать свою дочь за него,