Эти трогательные по своей беспомощности стремления закабаленных и задавленных нуждою людей почувствовать себя хоть на один день, хоть во время свадебного праздника сказочно богатыми, свободными, знатными, живущими в теремах и светлицах, не могли не вызвать в поэте сочувствия. Он не мог не восхищаться этой народной мечтой о прекрасной и вольной жизни. Но его реалистическому творчеству, направленному к изображению подлинного крестьянского быта, эти вымыслы были ненадобны. Характерно, что, заимствуя из обрядовых свадебных песен нужные ему материалы о семейном положении незамужней и замужней крестьянки, Некрасов ни разу, ни в единой строке не соблазнился этими пышными вымыслами, скрывающими страшное убожество бытовой обстановки крестьян. Вот каковы в его изображении «палаты», в которых обитает его героиня со всеми своими «боярами»:

Песенных материалов, изображавших крестьянскую свадьбу как некое театрализованное ритуальное действо, собрано великое множество. В «Песнях русского народа» И. П. Сахарова, во втором томе «Песен», собранных П. Н. Рыбниковым, в «Русских народных песнях», собранных П. В. Шейном, дан исчерпывающе полный «сценарий» этого ритуального действа со всеми относящимися к нему песнопениями. И знаменательно, что Некрасов, досконально изучивший все три сборника, в своей «Крестьянке», где так подробно изображается замужество его героини, совершенно обходит весь этот ритуальный фольклор.

В свадебных песнях народа тысячи и тысячи строк, и все они отвергнуты Некрасовым — все, за исключением двух, где говорится не о вымышленных шелках и брильянтах, а о подлинной человеческой боли:

Некрасов превратил эти строки в такие стихи:

то есть, отвергая вымысел о великолепии крестьянского свадебного пира, Некрасов даже из этого нарядного вымысла извлек самую горькую правду: как мучительны думы невесты о предстоящей ей жизни в чужой нелюбимой семье.

Не ритуала искал он в фольклоре, но живого свидетельства о быте родного народа. Поучительно следить, как, встречая в фольклорных источниках те или иные «ритуальные» тексты, он переводит их в бытовой, реалистический план. Это случилось, например, с фольклорными песнями, посвященными торжественному омовению невесты накануне венчания и брачного пира.

Приведу один из очень многих примеров.

Омовение невесты, происходившее в бане, сопровождалось множеством обрядовых действ и песен. У Рыбникова эти банные песни занимают целых десять страниц (III, 62—69, 90—93). Судя по его записям, вокруг бани разыгрывалось сложное театральное игрище. Девушка, исполнявшая роль «истопницы», заводила еще в сенях причитание, ей отвечала невеста, потом «истопница» обращалась к родителям, потом невеста обращалась к матери, потом подружки вводили ее в баню, потом, выходя из бани, она в длинной песне благодарила родителей: