Когда, например, Некрасов повествует о том, как дети грабят родного отца, и, обращаясь к этому старику, говорит:

создается иллюзия, что злое дело происходит сейчас, как это бывает в театре, где минувшее всегда воспринимается зрителями в качестве происходящего у них перед глазами сейчас.

Таковы же его обращения к родине. Для него она — живое лицо, с которым он находится в постоянном общении. Отсюда его всегдашние взывания к ней: «Родина милая, сына лежачего благослови, а не бей!» (11,527). «Родина-мать! я душою смирился, любящим сыном к тебе воротился» (I, 111). «Родина-мать! по равнинам твоим я не езжал еще с чувством таким!» (II, 143). «Прости меня, страна моя родная» (II, 366). «Мать-отчизна! дойду до могилы, не дождавшись свободы твоей!» (II, 107). «О матушка-Русь! ты приветствуешь сына...» (II, 319).

И его родная река для него не только она, но и ты: