И к своему стиху:
тебе
У него часты такие обращения даже к неодушевленным предметам:
«Ой! ты зелие кабашное» (II, 128). «Копейка ты медная!» (II, 146). «Ты, русский путь, знакомый путь!» (II, 43). «О невидимая рука! Не обрывай же мне звонка!» (II, 296). «Но не гордись заране, премудрая тетрадь!» (II, 230). «Пылай, камин! Гори скорей, записок толстая тетрадь!» (II, 297).
И к отвлеченным понятиям:
«Но ты, святое беспокойство! Тебя принес он и в тюрьму!» (II, 547). «О юность бедная моя! Прости меня, смирился я!» (II, 84). «Но если вы — наивный бред, обеты юношеских лет, зачем же вам забвенья нет?» (II, 89—90).
Эта форма, сближая некрасовскую поэтику с народной, во много раз увеличивает эмоциональную силу стиха и придает ему живую выразительность. Стоит только уничтожить в знаменитых стихах о России прямое обращение к ней:
и не только будет ослаблена поэтическая энергия этих стихов, но они лишатся той еле заметной, но чрезвычайно существенной для их содержания народной стилистической окраски, без которой они никогда не достигли бы такой экспрессивности.
В этой, казалось бы, столь незначительной грамматической форме выразилась опять-таки близость Некрасова к народной стилистике.