Я сглотнула, но ничего не сказала, и он больше об этом не упоминал. Я убедила себя, что он мог ничего и не знать.

– Вы с Джошем устраиваете свидания в доме в Вудсайде? – спросил он несколько дней спустя.

Нас разоблачил недавно нанятый садовник из Австралии. Я не знала того, а он жил в доме и как-то ночью, услышав музыку, обнаружил нас в пустой комнате на втором этаже. Никто не сказал мне, что дом был обитаем. Я раздумывала, стоит ли соврать или, может быть, сказать, что это было всего один раз. Но если бы отец не стал противиться нашим свиданиям, я получила бы огромную свободу, и ради нее стоило рискнуть.

– Да, – ответила я. – Ты не возражаешь?

– Наверное, не возражаю, – ответил он.

– Это случилось, – сообщила я. Мы с отцом сидели рядом на краю моей кровати. – Я на последней базе.

Мне было семнадцать, и я была в выпускном классе.

– Все прошло хорошо? – спросил он.

– Да.

Я не стала рассказывать ему, что сначала неправильным был угол, и оттого мы решили, что близость между нами невозможна, что наши тела несовместимы, что их части не соединяются так, как должны.

Иногда после уроков, среди свободной недели, что выдавалась между двумя номерами газеты, мы с Джошем ездили в заповедник «Винди-Хилл». Он поднимался над смотровой площадкой, откуда открывался вид на город, – среди холмов, с одной стороны широких желтых и мягких, словно верблюжьи горбы, а с другой – похожих на расстеленное по ветру одеяло, до самого Тихого океана. Под нами лежал игрушечный город, тишину вокруг нарушало лишь пение ветра, клонящего к земле высокую траву. Ясный день, красота, которая не умещалась в груди, стеклянный воздух, ощущение великой свободы и благодати: мир открывался перед нами. Я смотрела на север и видела, как вдалеке сверкает Сан-Франциско, видела так отчетливо, будто он был совсем рядом. Как в том сне, где мы вдвоем летали над землей: он был одновременно близко и далеко. Наверное, так преломлялся свет на своем пути от наших холмов к тем, что окружали большой город.

Также теперь, когда у меня был Джош, я видела своих родителей. Хотя нельзя было сказать, будто меня совсем не беспокоило то, где мама будет брать деньги, что отец насмехается надо мной, что случится, когда он поймет, что я и вправду собираюсь уехать, поступив в колледж. Но я парила надо всем этим, не чувствовала, как все это давит и колет. Теперь Джош отвозил меня к врачу, помогал переезжать из дома в дом. Он путал дни, забывал о домашних работах, о том, что записан к стоматологу, и о том, что договорился о встрече – только если это не встреча со мной. Когда мы ехали куда-то в его сине-зеленой машине с розовой полосой, я чувствовала, что я в безопасности.