Существенно, что в прямом ученике живёт слово, органически оппонирующее учителю, и это слово — иллюзия. Через годы Слуцкий скажет сам:

Слава Слуцкого была не звонкой, в определённом смысле — глухой.

«Моя поэтическая известность была первой по времени в послесталинский период новой известностью. Потом было несколько слав, куда больших, но первой была моя глухая слава. До меня все лавры были фондированы, их бросали сверху.

Мои лавры читатели вырастили на собственных приусадебных участках».

Эта слава соответствовала глухому ропоту советской интеллигенции. Распространяясь частично в списках, Слуцкий тем не менее не состоял в авторах самиздата. Он не работал исключительно на самиздат. Или на тамиздат. Слуцкий — поэт советский.

В 1970-х идеология оставила его. Или стала другой? Он всё чаще — намного определённей, чем раньше («советский русский народ», «советский русский опыт» — его ранний синтез), — говорит о России, о русской истории, о русском языке. О том, что его никуда не тянет и он остаётся «здесь». Кто помнит, «здесь» означало СССР. «Здесь» Слуцкого — Россия.

В начале семидесятых Слуцкий испытал читательское охлаждение к себе, по слову Ю. Болдырева — «отброшен и забыт». Книга Слуцкого «Годовая стрелка» (1971) не вызвала литкритического отклика, хотя по инерции ему дали приличный тираж — 20 000 — и книга не залежалась на прилавках. Некоторое возвращение к нему началось с 1975 года, имя Слуцкого возникает всё чаще — в статьях и книгах Л. Аннинского, А. Байгушева, И. Гринберга, Л. Лавлинского, Ал. Михайлова, В. Соловьёва, К. Султанова, А. Урбана, Г. Филиппова и других, но широкого читателя такая литература не достигает.

Кое с кем из критиков он дружил. Льву Аннинскому дал рекомендацию в Союз писателей, сказав в частном порядке: «Вы должны написать книгу “Послесталинское поколение”». Аннинский послушался, написав «Ядро ореха». Он рассказал:

...летом 1973 года я зашёл в псковский собор послушать акафист Богородице (рюкзак оставил у входа) и неожиданно в толпе «душегрейных старух» обнаружил... Слуцкого. Самое удивительное: мы друг другу не удивились. И разговор вышел «о чём-то ещё», не о боге. Я сказал: «Псков — это Плескау. А если немцы опять придут?» Он ответил коротко: «Немцы не придут». И в том, как ответил, высветился на мгновенье железный воин, прогнавший немцев с русской земли.

...летом 1973 года я зашёл в псковский собор послушать акафист Богородице (рюкзак оставил у входа) и неожиданно в толпе «душегрейных старух» обнаружил... Слуцкого. Самое удивительное: мы друг другу не удивились. И разговор вышел «о чём-то ещё», не о боге. Я сказал: «Псков — это Плескау. А если немцы опять придут?» Он ответил коротко: «Немцы не придут». И в том, как ответил, высветился на мгновенье железный воин, прогнавший немцев с русской земли.