Хотя офицер Анатолий Рыбин был на фронте военным журналистом, но война есть война, и ему приходилось выполнять самые различные поручения командования. Он был политруком роты, комиссаром батальона, а во время боев в излучине Дона несколько дней исполнял обязанности командира пулеметного подразделения.

Писателем, как мы уже отметили выше, Рыбин стал не сразу, овладевал он этой нелегкой профессией медленно, с большим трудом. И все это происходило, главным образом, во время войны. Много раз потом приходилось беседовать с ним на тему о месте журналиста, писателя на фронте, о творческих возможностях в сложной боевой обстановке. И всякий раз он настойчиво подчеркивал, что во время войны и журналист и писатель — прежде всего были солдатами, что их роль и место определяла боевая обстановка.

— Сами посудите, — сказал как-то Анатолий Рыбин. — Разве я, инструктор-литератор дивизионной газеты, мог раньше представить себя в роли командира? А все-таки пришлось принять такую обязанность, и совершенно неожиданно. Было это недалеко от Киева при выходе из окружения. После трудной переправы через болото под селом Березань я оказался с небольшой группой красноармейцев. И все они стали сразу обращаться ко мне со словами: «Товарищ командир». Потом к нам присоединилась еще группа красноармейцев. Один из них подошел ко мне и спросил: «Разрешите под ваше командование, товарищ политрук?» Так волей судьбы я принял на себя командование группой красноармейцев, которых вначале было пятнадцать, потом стало двадцать пять. У меня не было в тот момент ни карты, ни компаса, да и местность оказалась совершенно незнакомой. Но жаловаться, как говорят, было некому. Получилось так, что в тот день нашей группе пришлось дважды встретиться с противником. Сперва нас обстрелял вынырнувший из леса бронеавтомобиль. Мы мгновенно рассыпались в цепь и залегли, приготовив гранаты-«лимонки». Бронеавтомобиль почему-то к нам не подошел. Дав несколько пулеметных очередей, он повернул назад и скрылся в том же лесу, откуда появился. Это был, наверное, разведчик. Потом нас атаковали пять мотоциклистов. Тут нам пришлось бы очень туго, не будь рядом огромного вспаханного поля. Мы сразу же свернули на это поле и, отбежав метров на двести, заняли оборону. Вот так, без соответствующего на то приказа, я стал, как видите, командиром. И командовал, потому что нужно было. Так спасся сам и были спасены красноармейцы.

— Но ведь это исключительная ситуация — окружение, — сказал я Анатолию Рыбину.

— Правильно, исключительная, — согласился он. — Но, понимаете, какое дело… Почему-то всю войну мне приходилось нередко попадать в исключительные ситуации. Особенно много подобных ситуаций было под Сталинградом.