…Чувственные возбуждения в Тригорском достигали высоких градусов и не находили здесь разрешения. Страстный темперамент Пушкина, бешенство желаний, невероятные взрывы ревности нам известны – особенно в период жизни на юге. А вот про жизнь его в 1824–1825 гг. мы не знаем о таких проявлениях чувственного возбуждения. О припадках ревности, похожих на чуму, мы не слышали за это время. Ревность к Керн была больше в письмах, чем в действительности. Никогда чувственная жизнь Пушкина не протекала в столь нормальных условиях, как в этот год – в 1825-й. Но здоровая, нормальная любовь, удовлетворявшая его жадную чувственность, была в Михайловском, а не в Тригорском. Здесь, в Михайловском, жила милая и добрая крестьянская девушка, подарившая и девичью честь, и все свое чувство человеку, для нее необыкновенному. Ни в одном своем романе Пушкин не был так далек от припадков ревности, как в этом. И любовные отношения с девушкой, невинной как агнец полевой, были совсем свободны от приторных особенностей тригорских романов.

IX

Кстати, я забыл сказать, что о девушке мы можем сказать больше даже на основании данных, уже нам известных. Мы знаем ее отца. Это не раз упоминавшийся мною доверенный С.Л. Пушкина, приказчик села Михайловского, Михаил Иванович Калашников. Ведь это он и был назначен С. Л. Пушкиным в управляющие села Болдина. Назначение состоялось в январе 1825 г., а через год с лишним – в мае 1826 г. – это он перевозил свое семейство, а в его составе и свою дочь, в Болдино. О ее грехе он еще не знал^XIX.

Могу с точностью назвать ее имя. В ревизской сказке, поданной в 7-ю ревизию в марте 1816 г., среди дворовых сельца Михайловского на первом месте вписан Михайло Иванов с семьей – женой, пятью сыновьями и единственной дочерью, которой было в момент записи 10 лет. Имя ее – Ольга.

Итак, Ольга, Ольга Михайловна, дочь Калашникова[812].

И еще кстати. Не лишнее указать, что в одном из так называемых донжуанских списков Пушкина среди женских имен, близких Пушкину, названо и имя Ольги. Кто Ольга, не выяснили исследователи донжуанского списка[813]. В исследованном ими любовном календаре даже имени такого не было. Теперь оно появляется.

X

Роман развивался в отсутствие отца, а покровительницей романа была, конечно, няня, свет Родионовна. Она жила в таком близком общении со своим питомцем, что уж никак не могла не заметить, на кого направлены вожделеющие взоры ее питомца. Пушкин слышал ее тяжелые шаги за стеной и чувствовал ее кропотливый дозор. Ее «простые речи, и советы, и укоризны, полные любви» утешали Пушкина.