Поздно вечером они возвращались домой, распевая несколько переиначенную неаполитанскую песенку: «Гондольер молодой, взор твой полон огня, не свезешь ли меня, я в Нескучный спешу до заката…»

Путь домой на Покровку предстоял неблизкий. Нужно было добраться до трамвая «Аннушка», который в то время ходил до Новодевичьего монастыря, и ехать через всю Москву к Покровским воротам.

Об учебе в высшем учебном заведении нечего было и думать. И вот, окончив школу, Виктор пошел работать учеником токаря на завод «Самоточка». Завод находился на окраине, вставать приходилось очень рано. И однажды, не выспавшись, он прикорнул под станком и уснул. Там его застал мастер. Приговор был короткий и жестокий для Виктора: уволить! Витя вместе с мамой очень переживал свое увольнение.

Тут кто-то из друзей посоветовал ему пойти на фабрику «Спорт-туризм», там требовались ученики-шорники, и, кроме того, это что-то, связанное с лошадьми, а Виктор с детства мечтал стать наездником.

Руководили этой фабрикой-артелью будущие знаменитые спортсмены, братья Старостины. Когда Витя узнал, что у этой фабрики есть манеж и там, вероятно, можно будет заниматься конным спортом, он просто побежал туда.

Знаменитый в прошлом футболист Андрей Старостин вспоминает об этом коротком периоде работы Виктора на фабрике:

«Я познакомился с Виктором в 1930 году, когда этот совсем молодой человек пришел к нам на фабрику «Спорт-туризм», ему было лет шестнадцать. Я был директором фабрики, а мне было двадцать семь лет. По тем временам это было обычно. У нас на фабрике была ячейка Осовиахима и манеж в Земледельческом переулке, бывший манеж Гвоздева. А Виктор, оказывается, увлекался верховой ездой.

Я ему говорю:

— Могу взять тебя учеником шорника. Устроит тебя это?

— Шорником, так шорником.

Я ему показал приспособление, так называемые «некли». И Виктор начал осваивать профессию шорника. Надо было видеть его, сидевшего с этими неклями, шилом делавшего отверстия, и какими плавными движениями, как дирижер. Как будто он протаскивал не варом просмоленную дратву, а шелковую нить. Так плавно, артистично у него получалось.

Виктор с его непоседливостью, энергией, веселым нравом увлек нашу фабричную молодежь верховой ездой, и не только совсем молодых ребят, но и меня.

Однажды он является в мой фанерный кабинет времен военного коммунизма и говорит:

— Ну, вы готовы, Андрей Петрович?

— Куда ты хочешь меня вытащить?

— У нас выезд на местность, и вы в нашей кавалькаде числитесь. Вы же руководитель спортивного склада.

Деваться было некуда, я лошадей давно люблю, правда, рысаков, а верховыми никогда не занимался. Мне было неловко отказаться, и я согласился.