Артур не был суеверен — но и его тревожил мой образ жизни.
— Гробы эти, — сказал он как-то, настороженно поглядывая по сторонам, могут принести тебе только вред. Этот тип — я хочу сказать хозяин заведения — не имеет права заставлять тебя здесь жить. Он тебе никакой не друг, поверь мне. Думает только о себе, а на тебя ему наплевать. Здесь ты никогда писать не станешь. Я еще потолкую с этим мерзавцем.
— Не смей этого делать, — сказал я решительно.
С тех пор, как мы с ним познакомились, Артур только и думал о том, как бы «потолковать» с людьми, которые, по его мнению, дурно со мной обращались. Когда ему это удавалось, жизнь моя обычно претерпевала резкое изменение. Хотя книгами интересовался он мало и не думал, что писательский труд можно избрать постоянной профессией, он тем не менее твердо верил в меня. Мне кажется, он думал, что вот-вот наступит минута озарения, и я во всеоружии знаний и способностей засяду за сочинение книг.
Каждый вечер после работы я запирал ворота и уезжал трамваем в город; там я встречался с Артуром, и мы отправлялись в кафе, где работала Флори Берч.
Что касается их отношений, то развязка приближалась. Однажды вечером Артур мне сказал:
— От нее теперь только и слышишь: «мы то», да «мы се». Если они заводят такие речи, значит, дело зашло далеко.
— Сам виноват, — заметил я. — Ты же очертя голову лезешь в западню. Не успеешь оглянуться, как станешь женатым человеком.
— Похоже, что так, — согласился он. — Вся штука в том, что Флори держит меня в руках. Ее ведь не проведешь. Я ей как-то сказал, что мне нельзя жениться потому, что я не умею ладить с женщинами. Но разве она поверит в такой вздор? А бросить ее я не могу. Это было бы свинством. Ну и, кроме того, я ее люблю.
Глава 8
Глава 8
Артур рассказал мне, что в Публичной библиотеке он познакомился с «каким-то парнем, поэтом». Как и Артур, он искал в тиши читального зала убежища от безнадежной тоски городских улиц.
Сейчас, по словам Артура, поэт был на мели. Ему даже не на что было толком пообедать. Он дрался на войне, по возвращении околачивался в зарослях, а сейчас стал жертвой депрессии, вследствие которой улицы городов и поселков начали заполняться безработными.
Звали его Тед Харрингтон, и он был известен как один из «последних певцов зарослей». Артур был от него в восторге.
— Он добрый малый, — говорил Артур. — И лицо у него доброе. От одного его взгляда легче становится на душе. Улыбчивый такой, знаешь… И уж никогда никому черного слова не скажет.
— Где он обретается?
— Не знаю. Никогда его об этом не спрашивал.