Еще несколько слов о «Карнавальной ночи — 2». Конечно, опыт, знание, умение помогли мне снять этот фильм за три месяца. Но ошибется тот, кто решит, что это была «халтура». Этого я себе не позволял никогда в жизни. Я старался не допускать и компромиссов, выбрасывая недостаточно доброкачественное из своих фильмов или же переснимая. Во второй «Карнавальной ночи» у меня не было времени для пересъемок, и поэтому то, что я считал не совсем получившимся, я попросту выбрасывал из окончательного монтажа ленты. Я доволен этой своей картиной. Ею мне удалось сдать (не в первый раз!) экзамен на профессионализм в очень трудном жанре. Было немало лестных отзывов не только в России, но и в США, и в Израиле. Я сам к себе отношусь с большим подозрением. Все-таки возраст… Это только в песнях поют «Еще не вечер!». Уверяю вас, вечер, и довольно поздний.

В общем, не стоит самообольщаться. Эти рывки в два фильма за один год не проходят бесследно. Усталость, равная усталости сорока тысяч братьев, поглотила меня. А потом я не могу безучастно видеть, что происходит вокруг. Мне все больше и больше не нравится, что страна потеряла нравственные, человеческие, гуманные ориентиры. Бесстыдство и произвол во всех областях жизни правят бал.

Феллини сказал:

— Мой зритель умер.

Время от времени это должен произносить каждый зрелый кинематографист, в том, правда, случае, если у него свой зритель был. У меня он, по счастью, был. И, честно говоря, еще немного осталось. Но закон природы безжалостен — мой зритель уходит. И не только он.

Один за другим меня покидают соучастники моих «дел». А смерть моего близкого, дорогого друга Григория Горина — неожиданная, нелепая, чудовищная, преждевременная — поставила точку на моих кинематографических притязаниях. Вместе с Гришастиком — так я любовно его называл — мы намеревались сочинить еще кое-что. Но не вышло. Кончина друга похоронила и эту идею.

А тут еще и мой любимый композитор, мой соавтор Андрей Петров тоже покинул меня. Столь же внезапно…

Пришло время закругляться, пора прекратить свою активную деятельность в кино.

Когда эта книга ляжет на магазинные прилавки, я отмечу, если удастся, свое 82-летие. Возраст, что ни говори, очень почтенный, хотя я пока еще редко чувствую себя стариком. Но все-таки хватит хорохориться, пора и честь знать. Однако я, привыкший всю свою долгую карьеру трудиться, как лошадь, и жить всегда под большим напряжением, делать сразу множество работ — и на телевидении, и в кино, и писать, и преподавать, — с ужасом думаю о блаженном пенсионном безделье. Слишком много примеров перед глазами, когда активная личность, резко переходя к ничегонеделанию, очень стремительно идет к смертельному финишу. Правда, как правило, речь идет о тех, кого принудительно отстранили от дел либо выгнали в отставку. Я же намерен уйти добровольно. Теперь надо придумать, как поддерживать высокие нагрузки, ставшие привычными для организма. Задача не из простых.