Для меня существование клуба оказалось очень важно. Ведь кинорежиссер всю свою жизнь, когда снимает, трудится среди людей, всегда находится в съемочном коллективе. Творческое одиночество — удел таких творческих профессий, как писатели, художники, композиторы. А теперь рядом со мной, благодаря клубу, прекрасное товарищество единомышленников, талантливая артель соратников, понимающие с полуслова помощники. А главное, на наших вечерах всегда аншлаги и благодарность замечательной, взыскательной публики. Это — настоящее счастье!
И хотя у меня нет ощущения собственной исчерпанности, бесплодности, я понимаю, что уже кое в чем не соответствую времени. Слова «компьютер» и «интернет» для меня чужие. Я отшучиваюсь, говоря, что пишу, как Пушкин, пером, правда, не гусиным, но это «хорошая мина при плохой игре». Сюжетные построения, стилистика, формальные приемы, которые мне близки, для нового поколения устарели. Я не говорю о проблемах, которые волнуют меня, они — вечны, но форма выражения, свойственная мне, вероятно, устаревает. С этим очень трудно смириться. Горько — и не хочется.
Каков же итог?
Я поставил двадцать шесть игровых фильмов, для нашей страны немало. С «Кинопанорамами» я сделал более двухсот телевизионных передач. Выходили книги, пьесы, повести, сценарии, стихи. Сочиненные с Эмилем и в одиночку. Я объездил множество стран, встречался с разноязычными зрителями на всех континентах, разве что кроме Антарктиды. Какие же итоги я еще не подвел? Какие горы еще намерен свернуть? Какие открытия совершить? Вот отрывок из стихотворения, написанного мною лет двадцать тому назад:
Тогда при написании стиха мной руководило, с одной стороны, некое кокетство, а с другой — предчувствие, предощущение будущего. Теперь же эти строки действительно про меня.
А если подводить житейский итог, то я многим помогал. И это, наверное, единственное нечто реальное, а не иллюзорные повествования на экране.
Я помогал людям часто и тут же забывал об этом, ибо кичиться своими добрыми поступками неплодотворно и тщеславно. Если люди, к которым я испытывал симпатию, просили меня о чем-то, я безотказно и тут же отправлялся просить за них. Просить за другого куда легче, чем за себя. И тут я пускал в ход свою популярность. Ведь у меня сложилась уникальная ситуация — меня знали не только по фильмам, но и по телепередачам. И поэтому, в отличие от многих коллег-кинорежиссеров, остающихся за кадром, меня в этой стране знала в лицо каждая собака, включая и руководящих.
Кинематограф бо́льшую часть двадцатого века являлся властителем дум, учил образу жизни. Кино указывало, что носить, как вести себя в обществе, как ходить, как стричься или обставлять квартиры, киноэкран диктовал манеру пения и многое другое. Теперь кинематограф сильно полинял. Его былое величие утратилось. Кино отступило перед телевидением, сдавая ему одну позицию за другой.