Светлый фон

II. Видение

II. Видение

Малларме. Лазурь

Малларме. Лазурь

«Со здоровьем моим дело из рук вон плохо», — писал Гоген в августе. Гомеопатия помогла ему не больше, чем другие способы лечения. А меж тем Гоген «только и делал, что лечился».

Договор с Волларом избавил его от денежных забот, но он с беспокойством думал о том, как он сможет выполнить свои обязательства, если раны на ногах — рассадник гноя и инфекции — еще долго будут ему помехой в работе. Он сделал только несколько рисунков, отложив их для Воллара. Гоген тем больше горевал из-за вынужденного безделья, что чувствовал, как растет интерес к его произведениям.

Монфред сообщил ему, что его работы имели большой успех у коллекционеров Безье, которые учредили Общество любителей изящных искусств. Один из этих коллекционеров, богатый виноградарь Гюстав Фейе, заплатил тысячу франков за две картины Гогена. Воллар в свою очередь явно старался «скупить как можно больше» его работ. В сентябре он осведомился у художника, сколько тот хочет за картину «Откуда мы?». «Полторы тысячи», — ответил Гоген. По-прежнему не доверяя торговцу, он требовал, чтобы с Воллара «не спускали глаз». Правда и то, что Воллар очень нерегулярно высылал ему ежемесячную плату. «Пожалуй, я жалею, что не договорился с Бибеско, — писал Гоген в ноябре. — …Если Воллар будет продолжать водить меня за нос, я возьму да и развяжусь с ним… Я хотел лечь в больницу, но это дополнительный расход в триста франков, а мне до сих пор не удалось их выкроить».

Воллар грешил скорее по небрежности, чем по злой воле или из хитрости, как считал Гоген. Но внешние обстоятельства свидетельствовали против него. К тому же почтовая связь между Францией и Таити работала медленно и плохо, и от этого его переводы еще запаздывали. Гоген, вынужденный откладывать свое устройство в больницу (а его физические страдания дошли «до предела»), бранил Воллара на чем свет стоит. Он считал, что все мысли и поступки торговца продиктованы гнусной корыстью. В декабре он узнал, что Воллар решил отныне платить ему по двести пятьдесят франков за каждую картину, то есть по самой высокой ставке, предложенной Бибеско, чтобы у художника не было такого чувства, что сделка с Волларом для него убыточна. А ежемесячную выплату он решил увеличить до трехсот пятидесяти франков. Но Гоген не испытывал ни малейшей благодарности Воллару за эту надбавку. «Это только еще раз доказывает, — гневно писал он, — как он заинтересован в моих холстах и как в свое время на них будет легко поднять цены. Ах, если бы у меня были деньги!» Будь у Гогена деньги, он тотчас бы написал Воллару: «Мсье, вы выплатили мне авансом такую-то сумму, вот она, наш договор расторгнут».