Художник всегда хватался за любую возможность напечатать свою прозу. Он охотно писал, любил вспоминать, что его бабкой была «занятная бабенка» Флора Тристан. Пригретый редакцией «Ос», он с удовольствием рассыпал на ее страницах всевозможные разоблачения, сводя мелкие личные счеты, что, по сути, соответствовало политике этой газеты: душой ее был бывший матрос, который стал коммерсантом в Папеэте, — вольнодумец, примкнувший к католической партии. На полинезийских островах политическая борьба всегда принимала обличье религиозных распрей. Со времени появления первых пасторов и миссионеров протестанты и католики в борьбе за влияние на местное население поливали друг друга грязью. Гоген этого не понимал. Для него главным было найти трибуну, с которой он мог бы поносить и тех и других, полностью войти в роль полемиста, которая позволяла ему излить свои обиды, льстила ему и укрепляла его гордость. В «Осах» от 12 июля он опубликовал сразу две статьи. В одной он нападал на журналиста — адвоката Бро, в другой, резко критикуя администрацию (он именовал ее «врагом колонизации»), бранил членов департаментного совета Таити, некоторых указывая поименно — в том числе уже упомянутого Бро и мэтра Гупиля, у которого, как и у прокурора Шарлье, он когда-то бывал.

Прибегая к сарказмам, иронии и остротам сомнительного свойства, не жалея звонких эпитетов и восклицательных знаков, Гоген с удовольствием погружался в эту трясину. Ему и прежде нравилось разыгрывать писателя, философа. А теперь он не без самодовольства обнаружил в себе талант памфлетиста. «Я и не подозревал, что у меня такое воображение». Вскоре страницы «Ос» уже перестали его удовлетворять. В августе он основал свой собственный орган — «серьезную газету» «Улыбка», первый номер которой вышел 21 августа.

Название «газета» слишком громко для этих четырех тетрадочных страниц, которые Гоген размножал на модном тогда лимеографе Эдисона тиражом меньше тридцати экземпляров. Написанную от руки и иллюстрированную рисунками «газету» украшал эпиграф: «Серьезные люди, улыбнитесь, название призывает вас к этому».

Из номера в номер, из месяца в месяц Гоген продолжал свою стрельбу по мишеням, которую он параллельно вел и в «Осах». Он направлял свои стрелы то в Шарлье и Гупиля, то в губернатора Галле — «административное пугало», «жестокого деспота», который «несет по улицам свое дородное тело и глупое лицо, направляясь в храм, как подобает доброму протестанту, знающему себе цену», то в торговца ромом, президента торговой палаты Дролле, то в миссионеров. Он задавал щекотливые вопросы: «Почему подряды на строительные работы в Хитиа и Моту-Ута были не проданы с торгов, а отданы тайному советнику г. Поруа и члену департаментского совета г. Темарии?», и все с тем же фанфаронством продолжал угрожать, что будет жаловаться министрам и дойдет до президента Республики. Некоторые рисунки, а потом и гравюры на дереве, которыми он с ноября стал украшать «Улыбку», были карикатурами на его жертвы. Многие его статьи были подписаны псевдонимом «Тит-Ойль» словом, имевшим на маорийском языке непристойный смысл. Поджигательская «Улыбка», которая из «серьезной газеты» стала «газетой злой», как он писал Монфреду в декабре, «производила фурор», — однако, по собственному признанию Гогена, читателей у него было всего двадцать один.