Дорогой, родной бедный друг, мы никак не можем договориться. Курица жареная, а надо вареную. Будет та, которую нужно. Мы с Вами плохо договариваемся по мысленному телефону, вероятно, плохо слышно! Пусть звонят от Вас и по-городскому тоже. Сегодня пойдет к Вам Тамара Влад. Вера Николаевна [Трауберг], вероятно, завтра. Вот так и получается по очереди. Всем хочется Вам помочь, лишь бы Вы скорее поправлялись, главное – набирайтесь сил и хоть иногда что-то ешьте. Конечно, это все ужасно трудно, но Вы умеете делать именно все самое трудное. Я мечтаю, что получу Вас в Вашу комнату внизу, там спокойно, рядом парк, Вы сможете дышать свежим и чистым воздухом, а так важно отдышаться после больницы.
На днях пойду в Манеж на выставку РСФСР, только без Вас грустно, и еще ведь есть Коненков, все же нужно его посмотреть сразу всего, это, вероятно, очень страшно, уж очень всякого много.
Но все же я озабочена больше всего: чем Вас кормить? Обязательно просите по утрам, я буду передавать Ваши желания той, которая поедет в больницу. Так хочется, чтобы Вам было хоть капельку легче, чтобы Вы могли противостоять всему окружению. П. Л. шлет привет. Ждем Вас у себя…»
Дорогой, любимый друг, кажется, скоро Вас выпишут. Алим сказал вчера, что Вас можно к нам домой, если все более или менее хорошо. Что это значит, я не знаю, но меня окрыляет мысль, что на этих днях я смогу Вас извлечь из Ваших „Мираклей“. Как это будет хорошо, когда Вы будете у нас, даже поверить трудно, ведь 2 недели Вы варитесь в котлах ада, сколько же можно? Дорогой, очень драгоценный друг, еще несколько дней, а может быть, даже не дней, а меньше, и Вас можно увидеть, с Вами говорить, это совсем чудесно! Я чувствую, что часто что-то делаю как медведь, но люблю Вас очень, и тут уж не медвежьей любовью. П. Л. все время спрашивает, когда же Вас выпишут, говорила ли я с Алимом, что он сказал, и очень много о Вас думает. Так что в нашем доме Вы будете окружены любовью. Ну, может быть, не все будет хорошо остальное, но любовь, во всяком случае, будет…»
Валентина Михайловна – Анне Алексеевне
Валентина Михайловна – Анне Алексеевне
Пишу Вам „клочками“, когда есть силы или мысли, так что, вероятно, пишу в странном „стиле“. Простите. И, наверное, повторяюсь.
Дайте человеку прийти в состояние человека и с честью и достоинством пережить то счастье, которое ему решили доставить щедрые друзья. А так я рискую умереть, как моя мать, – от радости. Я хочу еще пожить. Все, что могу с собой сделать, – нарушить то, во что верила всю жизнь: понедельник плохой день, чтобы начинать что-либо.