Добавлю еще, что позднее Владимов считал, что квартиру в Москве ему тоже не возвращали из-за ссоры с НТС. В письме, обращенном к Б.Н. Ельцину с просьбой о получении квартиры, Владимов писал:

Ближе моих коллег я соприкасался с эмигрантским Народно-трудовым союзом, небезызвестным НТС: не только публиковался в его печатных органах, но один из них, журнал «Грани», редактировал по выезде. Эта организация считалась (уже не считается) злейшим врагом нашей державы, при отягощающем статусе пособников Гитлера; говорилось (уже не говорится) о ее разветвленной «молекулярной сети» глубоко просочившейся в наши структуры и готовящей самые крутые изменения; за связь с ней карали правозащитников особенно жестоко, давали максимальные сроки заключения, П. Якиру и В. Красину грозили высшей мерой, а я вот подвергся – без сколько-нибудь внятных обвинений, просто «за связь» – изгнанию из отечества. При близком рассмотрении мне нетрудно уяснить, что эта ядовитая организация живет блефом и сплошь инфильтрирована людьми КГБ, если не является его филиалом на Западе. На этой почве возник у меня с НТС конфликт скандального свойства с переносом скандала в советскую печать. Читатели в эмиграции и России не упустили, что выступления публицистов Лубянки отличались повышенной злобностью и поняли это так, что я имел неосторожность сильно повредить нашей агентуре. Я бы принес извинения и обещал впредь не разоблачать НТС, если бы дело шло только об агентуре, которую должна, наверное, иметь всякая уважающая себя разведка – скажем, для игровых контактов с ЦРУ. Но это воронье пугало использовалось бывшим КГБ еще и для расправы с нашим демократическим движением. Коль скоро я не умалчиваю об этих темных деяниях КГБ, легко понять, что его наследница ФСБ не так жаждет моего возвращения, при сохранении свободы выезда (18.09.1995, FSO).

Ближе моих коллег я соприкасался с эмигрантским Народно-трудовым союзом, небезызвестным НТС: не только публиковался в его печатных органах, но один из них, журнал «Грани», редактировал по выезде. Эта организация считалась (уже не считается) злейшим врагом нашей державы, при отягощающем статусе пособников Гитлера; говорилось (уже не говорится) о ее разветвленной «молекулярной сети» глубоко просочившейся в наши структуры и готовящей самые крутые изменения; за связь с ней карали правозащитников особенно жестоко, давали максимальные сроки заключения, П. Якиру и В. Красину грозили высшей мерой, а я вот подвергся – без сколько-нибудь внятных обвинений, просто «за связь» – изгнанию из отечества. При близком рассмотрении мне нетрудно уяснить, что эта ядовитая организация живет блефом и сплошь инфильтрирована людьми КГБ, если не является его филиалом на Западе. На этой почве возник у меня с НТС конфликт скандального свойства с переносом скандала в советскую печать. Читатели в эмиграции и России не упустили, что выступления публицистов Лубянки отличались повышенной злобностью и поняли это так, что я имел неосторожность сильно повредить нашей агентуре.